Читать «Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре» онлайн - страница 219
Коллектив авторов
Из этих рассуждений, часто слышанных из уст канцлера, посол делал вывод, «что упразднение польской конституции, нарушенной самими поляками, и, прежде всего, роспуск армии, поднявшей оружие против государя, которому она присягала на верность, полностью отвечало бы желаниям Австрии. Она явно хочет, чтобы в будущем устройство Польши было приведено в соответствие с устройством России примерно таким же образом, каким она сама захотела сообразовать устройство Галиции с порядком, существующим в ее старых наследственных провинциях, не забыв при этом в силу чрезмерной осторожности, свойственной ее правительству, ограничить еще более узкими рамками власть, предоставленную местной администрации». Как отмечал Татищев, хотя Вена не сумела сделать австрийцами поляков Галиции, но «якобинству не удалось обрести там, как в Королевстве Польском под сенью конституционных учреждений, многочисленных приверженцев во всех классах общества. […] действительность опровергла опасения относительно нарушения спокойствия в Галиции», где порядок охраняют войска, состоящие из поляков, но находящиеся под командой немецких офицеров: лишь немногие из галицийских офицеров, помещиков, чиновников приняли участие в восстании, большинство присоединившихся к борьбе составляли мелкие штатские чины, выказавшие «самые скверные наклонности».
Меттерних, «проводя […] параллель между действиями двух правительств и противоположными результатами, ими достигнутыми», вновь повторил, что «для установления в Польше прочного порядка вещей следовало бы управлять ею в соответствии с принципами, отличными от тех, которые внедрялись там с 1815 г.», но для получения результата нужно «много усилий и […] упорства». «Вследствие восстания, – утверждал австрийский канцлер, – поляки утратили все права на свободы, которые были им дарованы императором Александром; национальное представительство, осмелившееся объявить о низложении своего государя, не может быть сохранено; Королевство будет вновь завоевано ценой крови и жертв верноподданных. Посему, – резюмировал Меттерних, – император имеет полное право упразднить конституцию, независимое существование и даже само имя Польши». Однако, как отмечал Татищев, канцлер сомневался, «будет ли подобный акт соответствовать высокой мудрости и умеренности нашей политики в тот момент, когда по всей Европе еще кипят страсти и когда ради подготовки к дальнейшей успешной борьбе с революционным потоком, грозящим затопить Францию, не следует прежде всего настраивать против себя мнение народов, которые, ошибочно или справедливо, относятся с уважением к написанным хартиям и после примера, поданного столь могущественным государем, устрашились бы, узрев, как эти хартии упраздняются, стоит только его армии выйти за пределы его империи». Меттерних также не верил, что царизму удастся в короткий срок «подготовить основы» новой, «правильной», системы управления Польшей: «вообще представляется невозможным, – заявлял он, – чтобы революционный режим, столь глубоко затронувший принципы и нарушивший узы общественного порядка, без всякого переходного периода был сменен совершенно определенным, устойчивым и прочным положением вещей; необходимо, таким образом, ввести временный режим; после завоевания наиболее естественным выглядело бы военное управление, вверенное наделенному широкими полномочиями командующему; время и опыт подскажут в дальнейшем, на каких основаниях будет устроено будущее Польши; возможно, название
