Читать «Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре» онлайн - страница 210

С разгромом восстания и объявлением амнистии повстанцам для союзников наступил новый этап организационной работы. Прусскому кабинету было сообщено о снятии секвестра с капиталов Королевства Польского; агенты Паскевича должны были прибыть за ними для передачи Польскому банку. Пруссия объявила о назначении комиссара по ликвидации всех дел, связанных с нахождением на ее территории отрядов Гелгуда, Хлаповского, Роланда и Рыбиньского: следовало согласовать с представителем России сумму расходов по их содержанию и договориться с российским военным руководством о возвращении в Королевство солдат и унтер-офицеров. Насчет возвращения офицеров царь должен был принять решение по каждому особо, причем это не касалось офицеров корпуса Рыбиньского: им следовало срочно покинуть Пруссию, но тем из них, кто хотел дождаться ответа на просьбу об амнистии, предоставлялась отсрочка. Составлялся список солдат и унтер-офицеров этого корпуса, которые желали просить о милосердии российского монарха, они также должны были ждать решения, остальным же надлежало выехать как можно скорее. Уже в первые недели после объявления амнистии российский посол в Пруссии сообщал об обращении полковника Б. Зелёнки, выразившего от имени всех офицеров гвардейского егерского полка готовность подписать акт об изъявлении покорности. Аналогичная информация содержалась в донесении Татищева: 58 офицеров из корпуса Дверницкого подали австрийским властям прошение о возвращении в Польшу, и посол переслал их именной список для принятия индивидуальных решений. Позже Нессельроде писал о том, что прошения офицеров из отряда Рыбиньского оказались удовлетворены, так как были написаны «по форме»; офицеры обязались «изъявить покорность и воззвать к милосердию е. в-ва императора и царя», умоляя его «даровать им амнистию и позволение вернуться на родину». Паскевичу поручили их принять, и они должны были сразу присягнуть на верность – поклясться «перед Богом Всемогущим […] верно служить е. в-ву Николаю I […] и наследнику его е. и. выс-ву вел. кн. Александру Николаевичу и в мирное, и в военное время вести себя, как подобает солдату, верному законам чести», беспрекословно подчиняться «приказам верховной власти», избегать и «отдалять от себя всякого, кто попытается предать е. и. и ц. в-во или навредить ему» и, конечно, считать «своим священным долгом пролить кровь свою и пожертвовать жизнью во имя его благополучия и славы».

Эта формула была обязательна для интернированных как в Пруссии, так и в Австрии, и не случайно из 146 офицеров отря да Раморино, желавших вернуться из империи Габсбургов в Королевство Польское, Татищев отобрал лишь 24 человека, так как остальные не соглашались на предложенные российским правительством условия, выдвигая свои, «неприемлемые», с точки зрения посла. Многие поляки не хотели подчиняться российской власти, стремились продолжить борьбу и новые военные силы для нее рассчитывали сформировать на Западе, тем более, что там они находили поддержку. Так, значительное число повстанцев из частей Гелгуда, Рыбиньского и др. выехали в Саксонию, часть из них (около 60 человек), по предположению российского посла в Дрездене А.А. Шрёдера, хотела дождаться благоприятного решения царя. Они встретили радушие и сочувствие саксонцев, в Лейпциге был создан комитет для оказания им помощи, распространялись брошюры в защиту поляков. Настроение общества в их пользу было таково, что, как писал Шрёдер, принятие строгих мер «поставило бы под вопрос сохранение спокойствия в столице». Через Саксонию проезжали те поляки, кто направлялся во Францию и Англию; туда, подчеркивалось в донесении, отправились «важные лица». Во Франции действовал Польский комитет во главе с Лафайетом, который добивался от правительства разрешения на формирование польского легиона. По сведениям Нессельроде, среди поляков, бежавших в Галицию, шла вербовка в легион от имени французского правительства, для желающих вступить на военную службу во Франции были открыты кредиты в Берлине и Вене, им выдавали французские паспорта. Правда, Поццо-ди-Борго сообщал из Парижа, что французский кабинет противостоял атакам Лафайета: поляки как иностранцы не имели права создавать какие-либо военные организации и могли получить лишь статус беженцев. Премьер-министр Франции К. Перье заверил российского посла, что французским дипломатическим представителям за границей дано указание не выдавать «польским беженцам» паспортов «без специального разрешения» и направлять всех, кто просит разрешения на въезд во Францию, не в Париж, а в Авиньон, где они получат «очень скромные пособия».