Читать «Российская империя в цвете. Места России. Фотограф Сергей Михайлович Прокудин-Горский» онлайн - страница 32

Татарская хроника говорит, что во времена жизни Хусеин-бека здесь жили ногайцы, народ с испорченной нравственностью; весть об их жизни дошла до Туркестана, где в то время жил святой Хузя Ахмет Ясавей, который послал к ногайцам своего ученого талантливого ученика Хусеин-бека.

Этот ревностный миссионер, своим благочестивым образом жизни, одаренный от природы проницательностью, способный за собою увлечь массы народа, живо завоевал симпатии башкир. Этими-то качествами и объясняется громадный успех его проповеди.

После многих лет проповедничества, Хусеин-бек побывал в Мекке, у гроба Пророка в Медине, а вернувшись оттуда, долго жил в Башкирии, поселившись у оз. Акзиарат, где и умер. У мусульман, в особенности у местных, он почитается святым.

Когда Тамерлан шел погромом на Россию, то на этом месте кочевал 6 месяцев; ему-то и приписывают постройку мавзолея Хусеин-беку. По преданию, надгробный камень с надписью был прислан Тамерланом из Самарканда на 12 волах».

Весной 1911 года Сергей Михайлович отправился в новую поездку, чтобы начать альбом «Камско-Тобольский водный путь». Эта серия фотографий была завершена спустя год съемками на реке Тобол.

В те времена, чтобы добраться из Центральной России в Тобольск, приходилось сначала совершить утомительную поездку по железной дороге, а затем плыть на пароходе. Такой маршрут проделал чиновник В. А. Суровикин, описав свое путешествие с упоминанием множества интересных бытовых подробностей. Вот, например, как ему запомнился въезд в азиатскую часть России:

«Горы окончились. Мы въезжаем на равнину, покрытую лугами и лесами, преимущественно березой и ельником; проехавши станцию Миасс, мы увидели по правую сторону дороги на возвышенном месте каменную, серого цвета, пирамиду с усеченным конусом, на одной стороне этой пирамиды надпись: „Европа“, а на другой – „Азия“. Через три часа мы приехали в Челябинск или, как говорят сибиряки, в „Челябу“. Станция по своим размерам, так сказать по благоустройству, напоминает значительную станцию средней России. Благодаря обширности станции, теснота и вообще переполнение не так давали о себе знать, как это было на других предшествовавших узловых станциях. Внешний облик станционной прислуги – европейский: те же фраки с бляхами и номерами, те же белые галстуки, те же стриженные, приглаженные волосы на голове с лоснящейся физиономией, но только тон другой: отвечают резко, коротко и даже грубо, и чем дальше мы углублялись в Азию, тем больше грубость в обращения не только прислуги, но вообще всех обывателей становилась заметнее и давала чувствовать, что мы находимся не в Европе».

После пересадки в Екатеринбурге последний отрезок был преодолен сравнительно быстро:

«Вечером того же дня мы приехали в Тюмень – первый город Тобольской губернии. Утомленные бессонными ночами, мы спешили скорее в гостиницу, но оказалось, что найти свободный номер не так легко; только в третьей по счету гостинице мы нашли свободный номер и вынуждены были примириться с тою ценою за приют, какая нам была назначена.