Читать «Роман Флобера» онлайн - страница 91

Четырнадцатая глава

Я тупо полз по Тверскому бульвару от Никитских ворот в сторону Пушкинской площади. Под самый Новый год резко потеплело. Москвичи уже давно привыкли, что последние лет двадцать зима в столице тухлая и рыхлая. Редкие морозы только подтверждают этот новый закон природы. Лужи и наледь на аллеях перемешивались с матом, издаваемым рухнувшими прохожими. Вроде день, а уже темно. Разница во времени – коварная штука. Мамаши волокли из детских садов замотанных малышей, иногда их скольжение по снежной корке переходило в заводи луж, и тогда детские ботинки под влиянием родительской скорости создавали буруны в водяной каше. Нависающие по бокам серые от тумана и автомобильных выхлопов дома радости не добавляли. Просвет в конце тоннеля-бульвара заслоняла здоровенная ель.

Какой идиот постановил, что в Москве для нехитрых новогодних забав обывателю нужны именно пластиковые елки?! Мол, живые ели – это варварство и дикость. Экология и природа. Волюнтаризм и права человека. Но громадного размера пластик зеленый и отвратительный – это еще большая дичь. На дрова, паркет, зубочистки переводить деревья можно, а на улицу поставить пару десятков настоящих елок нельзя. Вот откуда начинается пресловутый «глянец»! С глянцевых новогодних елок! Ничего натурального в жизни не остается. И потом, это же социальная несправедливость! В Кремле на Соборной площади, для президента ставят настоящую, а для людей – поролоновую мерзость.

Переполненный отвратительными размышлениями о судьбах отечества, я двигал ногами на встречу с Мариной. Сегодня утром позвонила и предложила встретиться. А что я? Да запросто. Я готов. От карусели и клоунады последних месяцев я уже стал немного отмокать. Марина вообще звонила редко. Вообще не звонила давно, если честно.

За несколько месяцев, что мы не виделись, Голикова довольно сильно изменилась. Внешне. К крупной черно-белой полоске куртки прилагалась незнакомая мне короткая стрижка. Что делало ее похожей на стриженую норку. Ну, если бы бедных животин начинали стричь еще живьем, до перекройки на шубы. Эти вывихи женского психоанализа совершенно не умаляли, а в зимнем полумраке даже подчеркивали стройность ее лица.

– Пройдемся?

– Ага.

Мы спустились по лестнице в сторону кинотеатра «Пушкинский». До сих пор не могу найти логического объяснения тому, что в новой, ети ее мать, демократической России кинотеатр «Россия» переименовали в «Пушкинский»! В любом идиотизме должна быть своя логика. Ну, хотя бы минимальная! Хоть как голубь покакал! Но должна быть. Тут ее нет. Я совсем не против Пушкина. Но зачем «Россию»-то переименовывать?! Видимо, сие мне недоступно.

– Знаешь, Марин, вот тут, справа от кинотеатра, росли березы. Штук пять-шесть. И в детстве я каждый год четко находил под ними хотя бы один подберезовик. Настоящий. Честное слово.

Мы уже поворачивали на Большую Дмитровку.

– Да ладно! По твоим словам, у тебя получается не сраное советское детство, а райский сад какой-то! Все там было хорошо и распрекрасно. Детский сад, типичный детский сад! И потом, если я провела детство не в центрах, как ты, а на задворках «Сокола», что, мне теперь попу рвать на апельсинные дольки?! От зависти лопнуть?! – Марина тщательно семенила и нервно хватала меня за рукав, чтоб не грохнуться прямо на улице, которая довольно резко шла под горку.