Читать «Роман Флобера» онлайн - страница 90
Владимир Игоревич Казаков
– Дятел, дятел, сколько мне жить осталось? – неожиданно спросил я, когда Гришка стряхивал на нереально белый снег золотящиеся капли вермута из опустевшей бутылки.
Дятел ничего не ответил, но продолжал долбить еще часа три.
– Может, по водочке? – меланхолично вдыхая волшебство зимнего леса, предложил я.
Гришка кивнул. После «Кубанской» солнце стало оранжевым, лес стал синеть в просеках, иногда переходя в мутно-фиолетовый оттенок. В кустах слева что-то захрустело.
– Чую, чую, – романтично заметил Гришка, – сохатый ломится, сейчас их пора…
Из кустов вылезли три милиционера. Им представилась идиллическая картина. В лучах заходящего солнца два придурка, запрокинув одухотворенные лица к небу, брели сквозь бурелом и валежник с лыжными палками, при полном отсутствии самих лыж.
– А где же ваши лыжи? – спросил оторопевший младшой.
Тут Гришку как прорвало.
– Лыжи, лыжи, – заорал он, – разве есть такие законы, чтобы обязательно на лыжах ходить?! Может, вы еще спросите, почему у нас одни палки?! Совсем распоясались!
Ошарашенный сержант шепотом выругался в рацию, сплюнул и махнул рукой. Вскоре троица с треском и шорохом растаяла в синем воздухе.
Сколько мы шли и куда, было совершенно непонятно. Но делали мы это стойко и целеустремленно. Я бормотал невпопад о своей первой серьезной любви к девушке Лене, жившей в общаге Ленинского педа, которая в 1979 году располагалась здесь рядом, сзади Сокольников. Ленка-немка. Из ГДР. Которую, ласково и интимно, я называл немецко-фашистской гадиной. И как все было с ней замечательно. А потом опять облом… Казалось, мое бормотание застревало в морозных чащах, и, на секунду замолчав, я с удивлением услышал собственные слова, повисшие в воздухе над заиндевевшими и потому вставшими раком кустами бузины и рябины. Холод наступал собачий, свинячий. Становилось темно и страшно. Добивая остатки водки из ствола, мы краем сознания наблюдали вдалеке какие-то огоньки, коробки домов и мельтешение людей. Наконец мы уперлись в красивое здание с колоннами.
– Да это же и есть чертоги гадской Снежной королевы! Точно! – одновременно сообразили мы. – Сейчас мы ей покажем кузькину мать!
И с раскатистым «Ура-а-а!» ворвались в ворота. Стая ее прислужников-гоблинов в отвратительных серых ливреях сразу набросилась на нас. Одни омерзительно свистели, другие истошно орали, третьи норовили отнять самое ценное, что у нас было, – лыжные палки. Отбиваясь локтями и плевками, мы стремились вовнутрь, в самое чрево, в подземелье замка злой волшебницы. Наконец, прорвав кордоны, скатились вниз по лестнице и впрыгнули в какие-то двери. Они захлопнулись.
Утром я нашел себя на полу в собственной квартире. Трезвонил телефон. У меня ну никак не получалось поднять трубку. Непонятно почему. После десятиминутной борьбы с самосознанием я сообразил, что мои руки намертво сжимают лыжную палку. О судьбе второй я даже боялся подумать. Глотнул воды, лег спать на диван. Лыжная палка, как символ несгибаемой веры в лучшее завтра, заняла почетное место в сортире.