Читать «Растоптанные жизни» онлайн - страница 12

Любовь Леонтьевна Бершадская

Особое совещание, во главе которого тогда стоял министр МГБ Абакумов, это так называемая «тройка», которая судила людей без фактов преступления, без свидетельских показаний и без присутствия самого подсудимого, то есть только по подозрению.

«Бутырки»

Через девять месяцев, открыв мою камеру, мне сказали: «Соберитесь с вещами».

Дрожащими руками я собрала то немногое, что было у меня, что приносила мне моя мама в течение девяти месяцев, и вышла из камеры, где оставила мои тихие слёзы, беспомощность и унижения.

Меня вывели во двор, где стояла машина со знаменитым названием «чёрный ворон», и посадили в маленькую железную клетку. Когда её закрыли, мои колени были плотно прижаты к холодной железной двери.

Машина тронулась. Я сидела в полной темноте. Хотя я и знала, что еду по Москве, но, Боже мой, как далека теперь была от меня Москва.

Машина остановилась.

— Выходи!

Я вышла и очутилась в каком-то дворе, где было много солдат и офицеров. Какой-то лейтенант с усмешкой дикаря меня спросил:

— Узнаёте?

— Нет, первый раз вижу.

— Это Бутырская тюрьма, — услужливо объяснил он. Меня привели в длинный коридор, где помещались так называемые «боксы».

Это маленькие кабины типа телефонной будки с одной каменной, вделанной в стену, скамейкой. В этих «боксах» содержат заключённых пока оформляют документы, чтобы перевести их в камеру. Таких боксов, приблизительно двадцать — двадцать пять.

По коридору гуляла дежурная надзирательница, которая курила невероятного размера папиросу, сделанную из газетной бумаги и махорки. Вонь в коридоре стояла такая, что голова трещала от боли. Прямо из одиночной камеры, попав в такую обстановку, я совершенно растерялась — мной овладело такое чувство, будто сейчас на меня обрушится потолок…

Вдруг я услышала мужской голос, который сначала тихо, а потом громче и громче просил: «Пустите в уборную». На это ему надзирательница на одной ноте, скрипучим голосом отвечала: «Это тебе не курорт, а тюрьма», — что, вероятно, по её понятиям означало верх остроумия.

Бедный человек плакал, умолял пустить его в уборную в течение, наверное, получаса и замолк.

Затем я услышала, как открыли его бокс и стали его избивать, крича: «Почему не просился в уборную?»

До сих пор я слышу этот беспомощный мужской плач.

Во всех боксах молчали. Я тихо плакала и наконец уснула…

Проснулась я от какого-то жуткого голоса. Рядом с моим боксом кто-то громко разговаривал. Я не поняла, что именно говорят. Припав ухом к стене, я отчётливо услышала голос, вероятно старика, который молился и называл какие-то имена. Я вся похолодела: я поняла, что это умирает человек и в страшной агонии произносит имена близких и молится.

Когда бедняга умолк, раздался омерзительный голос надзирательницы: «Готов, тащи!».

Мёртвого человека вытащили и поволокли…

Меня охватил ужас. Мне казалось, что я схожу с ума и это всё мне только кажется, ведь не может же быть такое на самом деле…