Читать «Рассказы о Гайдаре» онлайн - страница 13

Борис Емельянов

У ворот старого дома стоял мальчуган. Года три ему было, а может быть, и четыре. Всё его богатство лежало рядом с ним в луже: две спичечные коробки, футляр из-под очков и старый, поржавевший, никому весной не нужный конёк «снегурка».

Мальчишка плакал. Весёлая весенняя вода, которой так радовались мы, большие, крепко и ладно одетые люди, натекла ему в старые валенки.

— Плачешь? — спросил Гайдар, останавливаясь рядом.

— Плачу! — проревел мальчишка.

Я не успел сказать ни слова. Нетерпеливо пошарив в карманах и ничего в них, видимо, не найдя подходящего, Гайдар подобрал полы своей длинной шинели, присел рядом с мальчуганом на корточки, снял с руки часы и стал прилаживать их на худенькую мальчишечью руку. Широкий мужской браслет сваливался с неё, и Гайдар долго возился, пока сумел плотно и крепко надеть часы на руку мальчугану.

— Тикают? — спросил он.

— Тикают, — ответил мальчишка, переставая плакать.

— Ну и пусть, — сказал Гайдар. — Пошли!

Только на Арбате я решился спросить у него, зачем он это сделал.

— Не шибко ему хорошо живётся, этому отпрыску, — сказал Гайдар. — Пригодятся в хозяйстве часы. Конёк заметил? Не по сезону игрушка. Ну, хотя бы кораблик деревянный, лягушка какая-нибудь, а то «снегурка»!.

СЫН

Гайдар жил со своей семьей на даче в Кунцеве, в синем доме с зелёной крышей.

На заросшей ромашками поляне перед домом была туго натянута белая волейбольная сетка. Поодаль на горке стояла маленькая часовенка, в которой помещалась колхозная трансформаторная будка.

А вся местность вокруг до самой реки густо заросла мелким осинником, волчьей ягодой и чёрной смородиной.

В памятный день, о котором идёт речь, Аркадий Гайдар был невесел: утром на прогулке сын Тимур испугался лягушки.

Большая зелёная лягушка сидела под смородиновым кустом у крыльца и тихонько покряхтывала: «Кхе-кс! Кхе, кхе, кхе-с!»

Тимур обошёл куст стороной, поближе к дому, и часа два смирно играл на террасе в кубики. Вечером он решительно отказался слушать сказку про злюшину-лягушину.

— Конечно, — сказал Гайдар, нахмурившись, — я тебя понимаю. Страшно. Но знаешь что, сын? Есть такое слово: стыдно. Стыдно — это хуже, чем страшно. А лягушек бояться — стыдно.

Ночью Тимур стонал во сне, ахал и бил кулаком по кровати.

— Он болен, — тревожно говорила мать. — Или ему снятся лягушки?

— Ничего подобного, — отвечал Гайдар. — Ему снится рогатое чудовище, похожее на соседскую корову. И он дерётся с чудовищем на кулачки.

Гайдару не хотелось, чтобы сын у него вырос трусом.

Утром они уплыли на лодке по реке «в далёкое синее море». Так было сказано матери.

Это было чудесное путешествие.

Старый лодочник приготовил для них на пристани самую лучшую лодку. Мать положила Тимуру в сумку бутерброды с ветчиной и хлеб с маслом. В ларьке у пристани Гайдар купил две бутылки с вишнёвой водой и связку бубликов.

С такими запасами можно было плыть на край света. И они уплыли.

Гайдар грёб сильными короткими взмахами. Лодка то стремительно неслась посредине реки, то вдруг с шуршанием и свистом врезалась в камыш и осоку. Мир тогда исчезал от путешественников. Оставались вокруг только зелёные стебли высокой речной травы, синее небо, а в небе — стрекозы и облака.