Читать «Развитие Исторических исследований во Франции после 1950 года» онлайн - страница 7

Следует также отметить, что в это же время (любопытное совпадение!) французские историки стали проявлять больше интереса к деревне. Так, VI секцией Практической школы высших исследований, т. е. Броделем, был основан как филиал «Анналов» журнал «Этюд рюраль» («Аграрные исследования»), а одной из проблем, наиболее занимавших историков в эти годы, были отношения между городом и деревней. Здесь также уместно было бы упомянуть об одном обстоятельстве, оказавшем влияние на развитие исторической науки. Я имею виду одно из последствий деколонизации: группы французских этнологов возвратились в метрополию и принялись здесь за изучение традиционной, т. е. крестьянской, французской культуры. Так, в 60-х годах во Франции одновременно с приведением в порядок сети музеев народных искусств и традиций получила развитие «французская этнология», взявшая на себя ту же вдохновляющую роль, которую в годы моего студенчества играла география человека. К этому же времени, т. е. между 1965 и 1970 гг., следует, по-моему, отнести возникший на волне деколонизации и роста левацких настроений в интеллектуальных кругах интерес молодых французских ученых к «народным культурам», т. е. к формам культуры, подавленным господствующими классами (наподобие того, как колонизаторы подавили туземные культуры в колониях). Данное направление оказалось очень полезным и плодотворным.

Чтение таких этнологов, как Марк Оже, Клод Мейяссу, Жерар Альтаб, позволило мне понять две важные вещи.

1. Для правильного понимания экономики такого далекого прошлого, как средневековье, необходимо во что бы то ни стало освободиться от привычных форм мышления, т. е. ни в коем случае не применять к этому периоду схем и понятий, порожденных экономикой нового времени, как это сделал Пиренн, не думать, что деньги или товарообмен в XI в. Играли ту же роль, имели тот же смысл и представляли такие же ценности, что в XIX в. Я проникся необходимостью осознания того, что для европейского крестьянина XI в., так же как и для африканского крестьянина нашего времени, мир или благодать, исходящие от незримых сил, имеют такую же реальную ценность, как сев, как его собственный труд или труд его домашних животных. Я увидел, что система обмена той эпохи была основана на понятиях взаимности и перераспределения и что, как говорил уже Марк Блок, не следует принимать за «арендную плату» или за «земельную ренту» те подношения, которые крестьяне несли в монастырь или в замок; это были, в сущности, дарения, входившие в систему обмена дарами, на которой основывалось равновесие сеньории как социальной единицы. Я понял также, что внутри тех механизмов, которые мы называем экономическими, действовали и факторы бескорыстия — в играх, праздниках, жертвоприношениях; что в число потребителей входили такие весьма требовательные существа, как святые покровители и мертвые.