Читать «Путь актрисы» онлайн - страница 191

Серафима Германовна Бирман

Я оставила Улите (старухе!) косу — крысиный хвостик седеющих волос с подобием бантика на конце. Коса — символ девичества, но… девичество на шестом десятке! Вот что как-то объясняет душевную омертвелость Улиты.

Будь она женщиной, матерью, узнала бы не только женские обиды и тягости, но испытала бы и безмерную, извечную радость материнства. И это, быть может, «воздвигло бы ее во человека»?!

{252} Маникюрша Тамара

(В пьесе Ал. Файко «Евграф — искатель приключений»)

Роль начиналась с вопроса клиенту-ухажеру: «Чем это вы себе ноготь так испортили?»

На первых репетициях мне было стыдно не только произносить эту фразу, но и сидеть рядом с актером, исполнявшим роль клиента, и держать его руку в своих руках. Мне хотелось победить стыд и гнетущую робость, и я взмолилась к «волшебному “если бы”». Без устали спрашивала себя: «если бы» я была маникюршей в захудалой парикмахерской, «если бы» в мой кругозор входили только наряды, мужчины, кино, конфеты, подруги, обрывок опереточной арии, папироска, «если бы» я сознавала себя «неотразимой», — то как бы я сидела за маникюрным столиком? Как бы говорила с «поклонником»? Но волшебное «если бы» на этот раз бездействовало, безмолвствовало.

И вдруг, именно в минуту моих горьких упреков коварному «если бы», репетиция «пошла». Почему пошла? Что случилось? Влезла ли я в голову Тамары? Или сознание Тамары заняло «жилплощадь» моей черепной коробки? Не знаю, не помню, но знаю, что репетиция «пошла» с того момента, когда я почему-то (от безнадежности, что ли?) ощутила себя совершенно свободной от гнета каких бы то ни было мыслей. Мой жизненный горизонт сузился настолько, что в нем, кроме столика, руки, ногтей сидящего передо мной мужчины и напильника в моих пальцах, ничего больше не осталось. Актер, репетировавший роль клиента, перестал быть для меня тем, кем он был на самом деле. Обычное скрылось за какой-то дымкой. Глаза клиента, как мне «вдруг» (в такие секунды все — «вдруг») показалось, стали смотреть на меня с тем особым значением, на какое как раз и рассчитывала Тамара. В ответ на его «влюбленный взор» вздернулись мои брови, презрительно сложились губы, и с капризной интонацией и с неожиданной шепелявостью выпорхнули, почти помимо моей воли, слова: «Тчем это вы себе ногоць так испорцыли?» Я услыхала исходящий из меня совсем незнакомый мне голос и вверилась ему так, будто всю жизнь был, есть и будет у меня именно этот голос, и будто привычно, даже обязательно для меня именно такое небрежно-фатовское произношение некоторых букв.

Вот эта сцена:

(Попытаюсь выразить речевую характеристику в репликах Тамары).

4‑й клиент. Так почему вы молчите?

Тамара. Тчем это вы себе ногоць так испорцыли?

4‑й клиент. Тамарочка, как же вы решаете?

Тамара. А вы цыш! (тише!)

{253} 4‑й клиент. Ну?

Тамара. Если Лольки не будет — я не прыду.