Читать «Психология социальных явлений» онлайн - страница 39

Глава 4. Феномен свободы в современной России

Избыточная свобода

Свобода всегда считалась одной из главных ценностей человечества. Во имя нее начинались войны, совершались революции, люди шли на смерть, отказывались от привычных благ и спокойной жизни. Она же рассматривалась как основа оптимального устройства общества, эффективности экономики, справедливых отношений – как между государствами, так и между людьми, и мн. др. Вполне символично, что Д. А. Медведев в своих предвыборных выступлениях подчеркивал, что свобода всегда лучше, чем несвобода, и, казалось бы, это в порядке вещей. Правда, он не уточнил, какую именно свободу имеет в виду, но наверняка не свободу продажи наркотиков, создания финансовых «пирамид» или публичной матерщины. В таких уточнениях вроде бы нет нужды, поскольку для каждого разумного человека очевидно, что не любая свобода «лучше, чем несвобода», свобода предполагает ее неизбежные ограничения, в отсутствие которых она может перерасти в анархию, мрачный образ которой был прописан не одним социальным мыслителем.

Невозможность волюнтаристского потребления свободы – сколько ее хотим, столько и потребляем – вытекает из того, что, как подчеркивали многие мыслители, например, Э. Дюркгейм, истинная свобода порождается своими ограничениями. Такие его последователи, как К. Поппер, акцентировали «оборотную» сторону демократии, состоящую в том, что она представляет собой не только всевозможные политические и экономические свободы, но и рамки, за пределы которых не должны выходить граждане демократического общества. В идеальном же варианте демократического общества – в «открытом обществе», идеологему которого развивал К. Поппер, свобода человека ограничивается только одной инстанцией – его же собственным разумом, в результате чего выступает в виде свободы разумной и ответственной (Поппер, 1992).

Если же основные принципы свободы не «вочеловечены», а демократические свободы не сбалансированы их интериоризованными личностью ограничениями, неминуемо возникает «парадокс свободы», состоящий в том, что она подрезает собственные корни и перерастает в свою противоположность. «Что сделает из политической свободы человек, который не созрел для нее и переживает ее как разнуздание? – спрашивал после российской революции 1917 г. И. А. Ильин и отвечал: Он сам становится опаснейшим врагом чужой и общей свободы» (Ильин, 1991, с. 146). Это относится и к другим видам свободы, свидетельства чему отчетливо наблюдаются в современной России.

Так, трудно не согласиться с Г. Вайнштейном, отмечающим, что «российские особенности посткоммунистичской трансформации свидетельствуют не столько о том, что наше общество отторгает демократию, сколько, напротив, о том, что на российской почве демократические всходы бурно прорастают, но в крайне нецивилизованных и опасных для общества формах» (Вайнштейн, 1998, с. 49), а «энергия политического переустройства оказалась чреватой прежде всего всплеском свободы и общественной самодеятельности – при отсутствии чувства ответственности и нежелании считаться с ограничениями и законами» (там же, с. 49–50). Высвобождение из-под контроля внешних инстанций, таких как райкомы КПСС или КГБ, в отсутствие действенных внутренних ограничений породило у многих не истинную свободу, основанную на разумных самоограничениях, а высвобождение блокированных прежде деструктивных наклонностей. Уместно вспомнить один научно-фантастический фильм, сюжет которого основан на том, что некая внеземная цивилизация, достигнув сверхвысокого уровня технического развития и обретя способность непосредственной материализации желаний, тут же сама себя уничтожила, поскольку в виде «монстра Ид» материализовалось ее деструктивное бессознательное. Аналогия с нашей страной, возможно, гипертрофирована, но небезосновательна. Как пишет А. В. Кацура, «Общество держалось на жестком корсете внешних правил, требований и норм. Наши революционеры-перестройщики (в отношении социальной психологии люди безграмотные) полагали, что все дело в ослаблении или разрушении этого всем опостылевшего корсета. Разрушили в считанные дни. В отсутствие давно и основательно растоптанного Я на свободу вышло Оно (т. е. инстинкты и страстные желания без должного рационального контроля и без моральных ограничений; в Оно нет совести, она возникает на границе Я и Сверх-Я). А мы все удивляемся разгулу воровства и преступности» (Кацура, 1998, с. 152).