Читать «Прости меня, если сможешь» онлайн - страница 41

Яна Ясная

Если бы мы знали тогда, чем все это обернется. Я часто пыталась вспомнить, в какой момент борьба за идею превратилась для меня в борьбу за собственную жизнь. Когда погибли родители? Брат? Эзра? И не могла. Война стирала воспоминания о мотивах и чаяниях, оставляя только желание жить. Из высоких идей, из желаний сделать мир лучше, из жажды совершить прорывы и великие открытия все свелось к одной просто истине: «Или ты, или тебя».

Вода текла, смывая с тела усталость и мрачные мысли, даря легкость голове. Но, потянувшись за мылом, чтобы начать, собственно, мыться, а не стоять под душем недвижимой статуей, я подумала вдруг. Интересно Мэтт сказал. Он ненавидел темных поначалу. Когда война закончилась. Поначалу. Когда закончилась. Поначалу чего тогда?..

Мэтт

Не спалось.

Вязкая дремота не отпускала, не позволяла ни бодрствовать, ни провалиться в сон, пусть даже кошмарный, а пребывание на границе между тем и тем выматывало. И бесило. Не выдержав, я сел, с силой потер лицо ладонями, бросил взгляд на старый будильник, громко тикающий на тумбочке.

Десять минут до полуночи.

Я встал, открыл окно, впуская в комнату свежий ночной воздух, вдохнул его полной грудью и, поразмыслив отправился на кухню. Чашка горячего чая или взбодрит, или усыпит, я был уже на все согласен, только бы выбраться из этого отупляющего пограничного состояния. В коридоре было неожиданно светло — ярко сиял желтый прямоугольник контура ванной. И шумела вода. И я мог поклясться, что сквозь шум едва слышно до меня долетает слегка фальшивое мурлыканье какого-то очень знакомого, явно из детства, мотива. Мотив был меланхоличный, похожий на колыбельную. Я настолько не ожидал, что темная еще не спит, что в первые мгновения даже замер, подобравшись, остро чувствуя замершее на кончиках пальцев пламя магии и пытаясь сообразить, кто это может петь. И мне с трудом удалось погасить самое первое, совершенно неуместное желание распахнуть дверь с ноги и вмазать заклинанием по неведомой твари, прикинувшейся безобидной маленькой девочкой.

…У той девочки были голубые глаза и три пасти клыков и первого из тех, кто к ней приблизился, чтобы помочь, она разорвала за долю секунды…

Я тряхнул головой, упрямо отгоняя ненужное. Кухня. Чай. Сон. Все. Никаких девочек. Никаких темных. Никаких темных девочек. Проходя мимо ванной, я зацепился взглядом за случайный блеск, и замер. Дверь, как и все в этом доме была старой. Старой, покосившейся, с трудом закрывающейся на ржавый замок. И петли скрипели. А еще между косяком и ссохшимся полотном зияла огромная щель.

— Баю-баюшки-баю, — негромко тек сквозь плеск воды знакомый с детства напев.

В коридоре пахло ванилью. Чем-то еще, таким же женским, капризным и томным. Немного — чистящим средством. Влажным мелом. Неистребимым запахом долго пустовавшего старого особняка. Сыростью. Ваниль доминировала. Контур двери, обведенный узкой полоской желтого света — и длинная щель вдоль косяка.