Читать «Предания вершин седых» онлайн - страница 116

— Дитятко, кушай, — потчевала Олянку матушка. — Дочери Лалады навиев прогнали. Белые горы нам съестным помогли.

Олянка хоть и проголодалась с дороги, но не спешила притрагиваться к каше: под вопросительно-суровым взором Морозки кусок в горло не лез. Любимко тем временем взял слово — а говорить он умел — и складно, последовательно, подробно изложил гостье всю историю Олянки. Рассказал он и о том, как они с Куницей во время войны в занятом навиями городе спасали людей своей кровью от повальной хвори, косившей всех от мала до велика; поведал он и о том, как удалось вернуть жителям три четверти отнятых у них захватчиками съестных припасов. Конечно, не забыл Любимко с уважением упомянуть и Бабушку, и Стаю с Кукушкиных болот, в разгар недуга помогавших людям редким целебным снадобьем и кровью. Олянка мысленно всем сердцем благодарила Любимко и возносила хвалу его учёности: у неё самой никогда бы не получилось всё так складно и хорошо рассказать. У него был прирождённый дар слова, усиленный и отточенный учёными занятиями и книголюбием. Ничего он не упустил, всё преподнёс в истинном свете, ничего не перелицевал и не перевернул с ног на голову, был правдив и искренен. Искренностью переливалось каждое слово в его речи, как самоцвет драгоценный.

— Вот и весь рассказ, гостья уважаемая, — подытожил он. И обратился к семейству: — Родные мои, всё ли я верно рассказал?

— Верно, верно, — подтвердил батюшка.

— Каждое слово — правда, — поддержала матушка. — Тут и добавить нечего.

Задумалась белогорская гостья, глядя на Кориславу.

— Значит, сестрица у моей избранницы — Марушин пёс, — проговорила она. — Вот как судьба сложилась!

Девушка поднялась, пылко сверкая честными глазами.

— Какая уж есть, — проговорила она с горячностью. — И я от сестрицы не отрекусь даже за все сокровища Белых гор! Стыдиться мне нечего, а коли ты гнушаешься таким родством, то ступай, гостья уважаемая, и поищи себе другую невесту.

С последними словами её медово-карие очи влажно заблестели, и по пылающим щекам скатились по очереди две крупные слезинки. У матушки глаза и не просыхали с самого первого мига, с того отчаянного «ой-ой, пусти её», и под каждым словом Кориславы они подписывались, каждое они заверяли своим материнским одобрением.

— Да! Верно говоришь, дитятко! — воскликнула она, когда та замолкла. — Уж прости, гостья уважаемая, за речи неласковые, да зато правдивые.

— За правду не просят прощения, матушка, — промолвила Морозка. — Корислава, голубка...

Поблёскивая кольчугой и стальными наручами, она поднялась с места — рослая, ладная, ясноглазая. Подойдя к девушке, женщина-кошка протянула к ней руки раскрытыми ладонями кверху. Та робко вложила в них свои маленькие изящные ладошки и тоже встала.