Читать «Поэзия непереводима» онлайн - страница 2

О сравнительном качестве переводов я распространяться не буду, полагая, что читатель сам способен выбрать то, что ему больше по душе. Я лучше скажу несколько слов о связи тех двух стихотворений, переводы которых здесь напечатаны, с жизненными и творческими обстоятельствами их автора, Владимира Набокова.

Комнаты

Тема жилища, пристанища, была для Набокова, особенно раннего – начиная с «Машеньки» и кончая «Даром» или, быть может, «Пниным» – одной из главных. Собственно, не столько как Тема, сколько как краска, постоянный мотив существования. Дом утрачен, заменить его, возместить утрату невозможно, и тем пристальнее вглядываешься в подставные, промежуточные обиталища – в камушки, брошенные поперек Леты для удобства перехода на тот берег. Еще в 1926-м – в год «Машеньки», с которой Набоков начался, как прозаик, он пишет стихотворение «Комната», ныне соседствующее в англоязычных библиографиях, а иных, сколько-нибудь полных, пока не существует, с другим, американским, написанным без малого двадцать пять лет спустя стихотворением «The Room», которое печатается здесь вместе с переводами оного.

Что касается обиталищ, жизнь в Америке мало чем отличалась от жизни в Европе. В интервью 1972 года он говорит о «более чем двухстах мотельных комнатах и арендуемых домах, разбросанных по сорока шести штатам». Ощущение то ли необходимости постоянного движения, то ли обреченности на него, которым проникнут «Пнин», видимо, оставалось неизменным и у Набокова. А в 1964-м, Набоков, человек уже вполне обеспеченный, отвечает интервьюеру «Плейбоя», спросившему, почему он за более чем двадцать лет не осел в Америке, не обзавелся жилищем, так: «Главная причина, коренная причина, я думаю, в том, что никакому окружению, не повторяющему в точности моего детства, было бы не по силам меня удовлетворить. Найти точное соответствие своим воспоминаниям мне все равно не удастся – так зачем же бередить себе душу безнадежными приближениями? Есть еще несколько причин особого рода: фактор стремительного движения, например, привычка к стремительному движению. Я с такой силой вылетел из России, с такой жестокой силой возмущения, что так с тех пор и качусь... Несколько раз я говорил себе: «Вот хорошее место для постоянного дома» – и немедля слышал грохот обвала, уносящего сотни отдаленных мест, которые я уничтожил бы самим актом поселения в одном определенном уголке земли. И наконец, меня не очень интересует мебель – столы, стулья, лампы, ковры и все прочее – наверное потому, что мое роскошное детство научило меня с насмешливым неодобрением воспринимать любую слишком рьяную привязанность к вещественному богатству».