Читать «Посмотри на меня» онлайн - страница 107

Я откашлялся, проверил, как выгляжу, и прошел в кабинет Опал. У нас в Яизатнафе нет дверей – никто здесь не умеет их открывать, но есть и другая причина: двери служат преградами, это массивные и неприветливые штуковины, с их помощью можно пускать или не пускать людей в свою жизнь, а у нас другая позиция. Мы выбрали открытую планировку, чтобы создать дружескую атмосферу. Но в последнее время я пришел к выводу, что розовая дверь Элизабет с улыбающимся почтовым ящиком – самая дружелюбная дверь, какую я видел. В результате вся дверная теория полетела к черту, и я еще многое стал подвергать сомнению.

Опал приветствовала меня, не подняв головы:

– Проходи, Айвен.

Она сидела за письменным столом, одетая, как всегда, в фиолетовое, ее многочисленные косички были собраны вместе и усыпаны блестками, так что при каждом движении сверкали. На стенах кабинета висели сотни рамок с фотографиями детей со счастливыми улыбками на лицах. Фотографиями были заставлены все полки, кофейный столик, буфет, каминная доска и подоконник. Куда бы я ни посмотрел, везде бесконечные ряды фотографий людей, с которыми Опал когда-то работала и дружила. Единственной свободной поверхностью в комнате был ее стол, где стояла всего одна рамка. Эта рамка годами стояла там лицом к Опал, так что никому не удавалось увидеть саму фотографию. Мы знали, что, если спросить, она скажет нам, кто на ней изображен, но никто никогда не позволял себе задать такой вопрос. О чем не нужно знать, о том не нужно и спрашивать. Некоторые просто не понимают этого. Можно много общаться с людьми, разговаривать с ними о важном, но не затрагивать ничего слишком личного. Понимаете, существует некая граница, как бы невидимое поле вокруг человека, и точно знаешь, что не надо туда заходить, не надо переступать черту. В разговорах с Опал – и, если на то пошло, с кем бы то ни было – я никогда не вторгался в это личное пространство.

«Элизабет была бы в ужасе от этой комнаты», – подумал я, глядя вокруг. Она сразу бы все убрала, протерла и отполировала до больничного блеска. Даже солонка, перечница и сахарница образовывали равносторонний треугольник в центре ее стола. Она все время передвигала вещи на дюйм вправо или влево, туда и обратно, пока они не переставали ее раздражать. Забавно, но иногда она возвращала вещи на те же места, где они стояли изначально, и убеждала себя, что это ее устраивает. Это о ней многое говорило.

Но почему я начал думать об Элизабет? Нет, я о ней думать и не переставал. Я неожиданно вспоминал о ней в ситуациях, не имевших к ней никакого отношения, и она становилась частью сценария. Я постоянно размышлял о том, что бы она подумала или почувствовала, что бы она сделала или сказала, если бы была в этот момент со мной. А все потому, что если отдаешь кому-то частичку своего сердца, то этот человек начинает полностью занимать твои мысли и ни для чего другого уже не остается места.