Читать «Последняя из единорогов» онлайн - страница 5
Питер Сойер Бигл
– Лошадка, – сказала единорог. – Так ты
Он подступил поближе, и единорог, подцепив рогом ремень, вырвала его из руки мужчины и зашвырнула через дорогу в поросль ромашек.
– Лошадка, говоришь? – всхрапнула она. – Вот тебе лошадка!
С мгновение он простоял совсем рядом с ней, серые глаза ее смотрели в его глаза, маленькие, усталые, изумленные. Затем она повернулась и понеслась по дороге, да так быстро, что увидевшие ее восклицали:
– Вот
А один старик негромко сказал жене:
– Это арабский скакун. Я плыл однажды на корабле с арабским скакуном.
С этого дня единорог избегала селений, даже по ночам, – если, конечно, отыскивала путь, позволявший их обойти. Но и при том несколько раз находились люди, что гнались за ней, – впрочем, всегда как за бродячей белой кобылой и никогда с весельем и почтительностью, кои приличествуют ловитве единорога. Они сжимали в руках веревки и сети, приманивали ее кусками сахара, называя кто Бесс, кто Нелли. Иногда она замедляла бег, позволяя их лошадям учуять ее, а после смотрела, как те отпрядывают, и кружат на месте, и уносят своих перепуганных седоков. Лошади всегда узнавали ее.
«Как это может быть? – удивлялась она. – Наверное, я могла бы понять, если бы люди забыли единорогов или переменились настолько, что возненавидели их и желают убить, увидев. Однако не узнавать их вовсе, смотреть на них и видеть кого-то еще – какими же тогда видят они друг друга? Какими видят деревья, дома, настоящих лошадей и собственных детей?»
А временами думала: «Если люди не узнают того, на что смотрят, так, может быть, единороги по-прежнему живут в мире, непризнаваемые и довольные этим?» Однако она понимала, без надежд и тщеславия, что люди изменились и мир изменился с ними лишь потому, что единороги ушли из него. И все-таки продолжала идти по жесткой дороге, хоть с каждым днем и жалела все сильней и сильней, что покинула свой лес.
И вот однажды под вечер прилетел, вихляясь на ветру, мотылек и легко опустился на острие ее рога. Был он весь бархатистый, темный и пыльный, с золотистыми пятнышками на крыльях, тонкий, как лепесток цветка. Пританцовывая, он отсалютовал ей завитыми усиками.
– Я – бродячий картежник. Как поживаете?
Впервые за время ее странствия единорог рассмеялась.
– Что ты делаешь здесь в столь ветреный день, мотылек? – спросила она. – Ты же простудишься и умрешь много раньше положенного.
– Так смерть всегда хватает то, что людям позарез, – сообщил мотылек. – Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки! Я грею руки в жаре бытия с великим всесторонним облегченьем.
Сидя на кончике рога, он тускло светился, как клочок полумглы.
– Знаешь ли ты, кто я, мотылек? – с надеждой спросила единорог.
И он ответил:
– Еще как. Ты рыбный торговец. Ты мое все, мой солнечный свет, ты стара, и седа, и сонлива, ты рябая, чахоточная Мэри Джейн. – Мотылек помолчал, колыша крыльями на ветру, и тоном светской беседы добавил: – Имя твое – колокол златой, что в сердце у меня подвешен. Чтобы назвать его только раз, я бы тело мое разбил на куски.