Читать «После вечного боя (стихи)» онлайн - страница 15

ОТТЕПЕЛЬ

Почти в лесу, среди горшков герани, На даче жил высокий отставник. Любил смотреть в окно воспоминаний, При этом заложив за воротник. Его жена вниманьем окружала, Здоровье, как собака, стерегла, За Родину поднять бокал мешала, Ну, словом, раздражала, как могла. Но делу не дал он большой заминки. Он ящик четвертинок снарядил И в снег по обе стороны тропинки В заначку как рассаду рассадил. Бывало, утром выйдет на тропинку. Прогулка помогает, говорят! И выдернет из снега четвертинку, Хлоп на ходу — и черт ему не брат. И каждый раз жена в недоуменье: «Я за тобою из окна слежу, И ты не пропадал из поля зренья, И снова пьян. Ума не приложу!» Но тайна очень скоро обнажилась, Чего предвидеть было мудрено. Однажды ночью оттепель случилась. Проснулся он и выглянул в окно. А снег почти сошел! И по тропинке Он побежал в предчувствии беды. Черт побери! Исчезли четвертинки — Еще видны от донышек следы. И слышит храп в котельных палестинах. Скорей туда, и видит отставник: Лежит среди порожних четвертинок, Раскинув руки, сторож-истопник. Стал человека человек за пьянство Ругать и в том, конечно, был не прав. Ну где возьмешь в природе постоянство! А у зимы — коварный женский нрав.

ПОХОЖДЕНИЯ ЧИСТЯКОВА

(Раблезианский гротеск)

На станции с названьем «Мы гуляем» Я был транзитом несколько часов И встретил человека с попугаем, Он вышел из вагона: Чистяков! Конечно, он! В глазах блуждает ум, Измят свиными рылами костюм. — Откуда?               — Да оттуда, мать честная, Вторые сутки еду натощак. Купил на южном рынке попугая, Чтоб каждый день он мне долбил: дурак! Жена? Я б взял за голову змею И ею отхлестал жену свою. Жена? Заколотил бы эту пропасть Доской! Не тяжели мою жестокость… Собрались мы на юге натощак За яблоком. Базар кипит без толку. По-русски ни словца.                            И вдруг: «Дурак!» Да где дурак? Иду и вижу попку Заморского. Не то. Но подхожу. «Кадо, что надо?» — «Яблоко». — «Какое?» Локтями на два света развожу: Такое вот. Смеется, есть такое. Мигает мне. На юге все мигает, И рот, и лоно — каждая дыра. Я понимаю, глубина играет… Как раз была мигучая пора. Мигнул я, видно… Как тебе сказать, Пустой ли трюк, индийская ль наука, Глядь: в клюве попки семечко. Вот штука! «Бери, кацо!» Хотел я было взять, Да попка держит чисто сатана. Взял семечко, взял птицу. «Эй, жена!» Глядь: нет жены. Аль бестия смигнула В дыру какую, али ветром сдуло? Грузин, мигая, подает вина: Конечно, рог! Уже рога? Намек, Я сам измерил лично, был глубок… Встречаю четверых.                           «Где ресторан?» Измерили вприщур, как некий план. «Кацо! Что будешь делать в ресторане?» Что за вопрос! Аль я не Чистяков! Как гаркни я: «А у меня в кармане Мильон!» Хлоп о карман — и был таков.                                          А в спину вопль. Все четверо: «Кацо!» Вдогон мигают полными шагами, Уже в упор глядят ко мне в лицо. «А что, кацо, померимся деньгами? Кто вынет больше — князь и все берет!» Понятно, незадумчивый народ! Но шепчутся: кому со мной тягаться,  Боятся прогадать. Ах, черт! Признаться, Люблю я риск!                     Уже передо мной Стоит один багровый и седой. «Начнем?» — «Начнем!» Душа моя играет. А он уже три пачки вынимает, Я вижу: сотни! Знак мне подает: Еще не все. Гора растет, растет. Еще, еще: червонцы!.. Не забыл Помятый рубль. Вздохнул, и отступил, И на меня глядит. Ну, коли так, И я карманы вывернул: пятак! Прискорбный факт!                          Но я не задрожал. Сильнее попугаю клюв зажал: Ну заорет свое пустое слово В такой момент! Ведь птица бестолкова. Глядь: их уже не четверо, а восемь, Мне кажется, что каждый был несносен: Глаза меж глаз торчат — белки и мрак. «Давай сюда!» Я подаю пятак. «Смотри, кацо, орлицей упадет, Твоя нога отсюда не уйдет». Ну ладно.               И бросают мой пятак… Эх, черт! Вторые сутки натощак. Но мы гуляем! —                         свистнул Чистяков, На южный поезд сел и был таков. — Дурак! — победно каркнул попугай, Как видно, не сдержался, негодяй. Дурак?          Так он присутствует, друзья? По станции по всей: — Не я! Не я! — И я! — внезапно проревел осел И этим впечатленье произвел. Но Чистяков!                   Я позабыл совсем: На Север ехал он! Тогда зачем Он сел на южный поезд? А, понятно! Сел не туда и покатил обратно. Ну что ж! Пока он едет, кинем вид За горизонт, как замысел велит. В двенадцатом часу, под воскресенье, Герой моей поэмы Чистяков Так возвестил о собственном рожденье: Взял и чихнул на лучший из миров, И тот ему ответил: будь здоров! Когда его кормила грудью мать, Он потянулся яблоко сорвать — Прекрасное старинное движенье! Но этим он прервал свое кормленье И, позабыв родительскую грудь, За яблоком пустился в дальний путь. — Спеши! — он услыхал от мотылька. — Не торопись! — сказали облака. — Учись сомненью! — проревел осел И этим впечатленье произвел. Сел Чистяков за парту и вкусил Ваш сочный плод, Мефодий и Кирилл. Он прикоснулся к тайне сочетаний И прочих право- и нельзя-писаний. Обломок мела у педанта взял И слово на заборе написал. На этот счет мораль негодовала, Зато младенцев в мире прибывало. А Чистяков, как истый ученик, Немедля словом испещрил дневник. Он написал его на школьных партах, На потолках, на триумфальных арках, На паутине, на подмокших спичках, На костылях и на пивных затычках, На длинной шее гордого жирафа, На зеркалах сиятельного шкафа, На кончике бикфордова шнура, На радуге павлиньего пера; Писал его на визге от снаряда, На женских клятвах, на воротах ада, На сатане, на перекрестках рая И на стене великого Китая; На плавнике писал,                           на синеве, На ложе у вдовы,                         на трын-траве, На полотенце, на упавшей крошке, На лапах у бегущей многоножки, На веере красавицы холодной, На песенке, простой и беззаботной, На пугале, дав пол ему как бог, Чего б и дьявол выдумать не смог! Писал он и на мне и на толпе, На яблоке и на самом себе. — Что дальше? — в день рожденья говорят. О яблоке он вспомнил в день рожденья. А посему залез в соседний сад, Но от собаки не было спасенья. Едва он сзади скверный лай услышал, Махнул ногами прямо на забор. Но пес некстати оказался скор, Спустил с него штаны,                              а это слишком! И задница залаяла на пса, В свидетели беру я небеса… И что же пес?                     Он сдох от удивленья В двенадцатом часу, под воскресенье. Вернулся Чистяков с открытым ртом И позабылся очень странным сном: В рот ноги — покатилось колесо! И не понять, где зад, а где лицо. Или оно само себя глотает, Или оно само себя рожает. «Прекрасный сон! — подумал Чистяков.— Но мне сулит остаться без зубов. Ведь я что ни увижу, то хватаю, А что хватаю — целиком глотаю». И поразила глубиной его Простая мысль: чревато ничего! И он проникнул в школьный кабинет, Где созерцал задумчиво скелет. — Чем занимался? — молвил он скелету.— Сидел в дыре или гулял по свету? Ты здесь свидетель или часовой?.. Дай окроплю тебя живой водой. А вдруг воскреснешь! Это выйдет штука! Заговоришь, поди, стервец… А ну-ка! — Он на скелет свою струю направил… — Благодарю! — скелет проговорил И перегаром воздух опалил.— Я ожил!             Ну, меня ты позабавил! Не бойся, не соскучишься со мной. Кого я вижу за твоей спиной? — Тут оглянулся Чистяков и замер: Типун-педант!                   — С раскрытыми штанами? И это школа?                   Невозможный век! Откуда этот голый человек? — Я Франсуа Рабле!                             — Какой позор! Милиция!                — Да ты, однако, скор! Снимай костюм! Живей! А ну! Размер Хотя не мой, на первый раз сгодится. Вот так… Пойдем, школяр! Хочу напиться. А ты прикройся фразой, лицемер! Осел учил сомненью. Чистяков Был из числа плохих учеников. Но мир, как нам история гласит, Плохим ученикам принадлежит. И хлопнул дверью он через мгновенье, Мелькнул, вползуба песенку свистя, И сел за стол в бывалом заведенье С названьем «Три синицы, два хвоста», — — Скелет, — он молвил, озирая зал,— Ты иностранец?                     — О!                             — Я так и знал: Я русского скелета не встречал. Официант! —                     Возник официант — Не уловимый глазом вариант Отсутствия и свойства «Что угодно?». (Не то еще бывает на земле.) — Что? Что? — переспросил его Рабле.— Яичница? Селедка?                          Превосходно! Еще сюда петрушку, базилик, Чеснок, горчицу, перец — посолить И растолочь.                    Достать бутыль, добавить Оливкового масла, и вина, И уксуса.             Перемешать до дна. Готовое на три часа поставить, Опять взболтать. И подавать. Но это, Запоминай, не все, а часть секрета. Еще сюда нарезать сельдерей И зелень, посвежей и посырей, Перемешать и взбить, на час поставить; Грибами маринадными заправить, Взять яблок, шпига, ветчины — залить Сметаной и петрушкой притрусить. А дальше прейскурант: сыры и яйца, Мясной бульон, два-три-четыре зайца, Ортезский суп, бретонский антрекот, Бордосскую баранину, индейку По-рыцарски. Лягушку, канарейку… Да чтобы тварь сигала прямо в рот, Что дичь была с кровинкой и без крови! Держи всегда закуску наготове, Потоньше ароматом и соцветьем. И что-нибудь придумай на разбег! — Так, так. Вы иностранец?                                     — О!                                            — Заметим. А что желает юный человек? — Быка! — был отзыв.                                — С хреном. Целиком! — Заметим. А из выпивки, к примеру? — Вина, вина!                    Шампанского со льдом! Аи, Аи, Аи, коньяк, мадеру. Неси абсент, тащи портвейн, кагор, Ямайский ром, анисовый ликер, Спирт, сливовицу, брагу, пиво, Любую дрянь последнего разлива И что-нибудь такое на досуг! — Прекрасно!                    Что желает юный друг? — Чем утолить юнца? Он жаждет смерти! Нет крепче ничего на этом свете. — Куда ни шло,—                           ответил Чистяков, Последний на земле из школяров Пустой стакан перед собой поставил. — Вот мой стакан! — сказал и против правил Дерзнул на глубину, на ничего. Стакан был пуст, но пил он из него! В один присест перевозмог быка, Не дрогнула геройская рука. Прислушался.                     Индейкой помавая, Учитель разглагольствовал:                                        — Поверь, С когтями в этот мир приходит зверь. А человек есть тайна мировая, Он нагишом является на свет, Жена прикрыта только словом «нет». — На станции,—                        школяр ему заметил,— Старуху с парикмахером я встретил. Позволь сказать, четвертого числа Старуха человека родила. — И что же, друг? —                              Рабле не шевелился. — Тот человек с оружием родился! — Рабле молчал: он костью подавился… — Официант, щипцы!                              Уже не надо? Он проглотил?.. Подать быка, досада! Один чурбак? А кроме чурбака? Осталось только место от быка? Ну так чурбак!                    И заодно топор! Все съем…—                     Как вольный вихрь, не зная цели, Взрывал пласты застольный разговор. Три года и три дня они сидели, И заскучал немного Чистяков. Стул затрещал, и молодец смекнул: — Одно из двух: иль подменили стул, Иль я отяжелел от топоров.— Стаканом вышиб дверь и был таков.