Читать «Портулан (сборник)» онлайн - страница 66

XXVII

Вот, пожалуй, и всё.

Я сделал неприятное открытие: оказывается, сверло зависти по-прежнему трудится над моим сердцем – время от времени я чувствую его неустанную деятельность. Вдова Большого Уха (у меня не хватило сил отказать ей, ведь для нее я по-прежнему «друг ее почившего супруга») прислала тетрадь покойного – в общем-то, единственное, что от него осталось. Тетрадь нельзя назвать дневником: страницы сплошь забиты какими-то формулами и всего-то три записи. Привожу их.

Первая:

«Интересно, может ли дельфин выделить единичный звук из целой очереди в несколько сотен звуков и в каждом отдельном случае оценить, через сколько времени до него донесется эхо?»

Вторая:

«Не только свет, но и тень входит в царство музыкальных звуков, а значит, нет таких регистров – сколь бы тусклы или трудны они ни были, – которые бы навсегда были изгнаны из оркестра».

И третья:

«Логика требует, чтобы каждый инструмент говорил на своем языке; напрасны опасения, что это приведет к какому-то вавилонскому столпотворению, наоборот, только таким образом общее звучание станет единым и убедительным».

Повторюсь, это все, что осталось.

Да, чуть не забыл! Во время нашего ночного бдения за газпромовским столиком мышь поведала вот о чем: по просьбе мужа «накануне развязки», когда «все стало невыносимо», она ставила ему «этого ужасного композитора, ну, вы его знаете, с совершенно безобразной музыкой… совершенно безобразной». Дюймовочка в очередной раз расплакалась: «Господи, звуки были чудовищными! Сирены… скрежет… просто чудовищные звуки! Может, мне не стоило приносить мужу такое в последний день?»

Я не согласился с подобным мнением. Большое Ухо знал, о чем просил, и жена притащила ему именно то, что нужно.

P. S.

Портулан есть морская карта, на которой показаны лишь берега – внутренняя территория суши на нем не представлена.

2017

Каменная баба

– Послушай! Там, на высотке, на Котельнической, стоят, кажется, какие-то бабы. Гипс?

– Не-а! Каменные!

Разговор двух прохожих

Когда и откуда явилась в столицу Машка Угарова, о том есть басни и слухи, друг на друга нагроможденные. Позднее многие искали ее малую родину: одни склонялись к Владимиру, другие – к Саратову; наиболее радикальные вопят до сих пор, что чертовка родилась в Сибири, именно в местах, породивших прежде знаменитого Гришку. Всё до сих пор ткется из пересудов, хотя и посверкивают в этом коме вранья и домыслов более-менее ясные вещи, выхваченные дочерьми из обрывочных фраз своей матери и проданные затем журналистам. Так в конце концов вырисовывается проспиртованная деревенька в глуши (тамбовской, орловской, омской – без разницы), большинство обитателей которой к моменту рождения окаянной (или божественной?) перекочевало уже на погост. Судя по всему, появилась баба на самом излете рода Угаровых. Родители азартно добивали свою жизнь денатуратом: прежде большое гнездо (дяди, тети и прочее) еще до ее появления ссохлось и обезлюдело. Вмешательство потусторонних сил, сжалившихся над последним и поразительно крепким ростком, совершенно очевидно: мамаша, чертами лица напоминавшая обезьяну (дрянное пойло делало свое дело), не приходила в сознание все девять месяцев своей девятой беременности (предыдущие родные братья и сестры либо померли, либо навсегда растворились в серых детдомах отечества). Отец, стоило лишь зачатой им детке подняться на ноги, с облегчением отправился на кладбище следом за остальной родней. В последние годы он не ходил, а ползал, купаясь в не выветривающемся из башки алкогольном тумане, что не мешало ему побивать свою самку и не церемониться с собственным детенышем. Мать тоже вряд ли жалела ребенка, ибо, с рождения впитав в себя бешеный угаровский нрав и имея к тому же здоровущие легкие, младенец исходил на ор целыми днями, пока не подносили к нему грудь, более походящую на тряпочку.