Читать «Польская эмиграция на нижнем Дунае» онлайн - страница 13
Константин Николаевич Леонтьев
Немоляками зовут на Дунае русских молокан. Татарин мой опять с испугом оглянулся; но я сказал ему вполголоса, но сердито:
– Не озирайся! не смей!..
Невдалеке перед нами ярко светилась какая-то стеклянная дверь… Перед этою дверью и улица была освещена… Это был большой кабак… Мы подходили. Вдруг мимо нас, сзади из темноты кинулась к двери этой какая-то тень с громким криком:
– Ты свинья! Ты не русский консул – ты подлец, подлец…
Это был Домбровский. Он вбежал в освещенную дверь и захлопнул ее за собою со звоном.
Что мне было делать?.. Оставить так я не хотел. Писать на другой день паше французскую «ноту»…
«Monsieur le gouverneur!
Le fanatisme national et l'outrecuidance des emigres polonnais, soumis a la juridiction de votre Excellence, depassent (ну, какие-то там границы)… Ma patience est a bout… Un certain Dombrowscy»…
– Нет, скучно все это; зайду лучше в кабак, – это короче…
Недолго думая, я отворил стеклянную дверь и переступил порог. Домбровский стоял посреди комнаты, и мы вдруг очутились лицом к лицу. Народу в кабаке было много, и шум был порядочный… Но удивление и любопытство внезапно заградило всем уста… Иные встали…
– Г. Домбровский, – сказал я как только мог спокойнее и строже, – я с вами разочтусь за это… Завтра паша все будет знать…
И сказавши это, я вышел…
Домбровский сконфузился и начал оправдываться мне вослед: «Г. консул, я ничего вам не говорил… Я не хотел оскорбить вас…» и т.п.
На следующее утро я пошел к Сулейман-паше и рассказал ему, смеясь, всю эту ночную и неожиданную историю. О первом нашем свидании с Домбровским, в консульстве, я не сказал ничего; я все-таки жалел немного этого «интеллигентного пролетария»; думал, что турки будут подозревать его в каких-нибудь с нами «тайных» сношениях, если узнают, что он недоволен жизнью в Тульче и просится к «нам», чуть не прямо в Сибирь.
Я не хотел без крайности «доносить» об этом и предпочитал приберечь этот ресурс на случай, если бы «l'outrecuidance» Домбровского действительно перешла бы границы моего терпения. Пока все это скорее еще веселило, чем раздражало меня. Я
Сулейман-паша пришел в негодование. Он тотчас же велел позвать старшего полицейского офицера и сказал ему:
– Разыскать сейчас этого негодяя, «ляха»…
Офицер сделал мне несколько вопросов о «личности» Домбровского и, сообразив что-то, взялся скоро найти его.
Паша пригласил меня подождать и побеседовать, мы ждали недолго… Занавеска на дверях поднялась, и бедный киевский повстанец явился перед нами в своем изорванном тулупе, между двух заптиев.
– Как ты смел оскорбить,
– Паша-эффенди мой, я г. консула не оскорблял ничем, – смело и тоже на турецком языке отвечал обвиняемый…
– Осел!
К этому я прибавил по-русски, чтобы турки нас не поняли:
