Читать «Полное собрание сочинений. Художественные произведения в двадцати пяти томах: Том 1» онлайн - страница 115

Максим Горький

Старик не успел спустить курка. Он отнял ружье от плеча, дотронулся рукой до лба с нависшими на него густыми прядями волос и пошел к краю тропинки. По крутому обрыву еще катились камни, и среди их шороха был слышен тихий, болезненный полустой, полуржание коня. Луна и звезды сияли всё так же покойно и ясно, хотя они всё это видели. На краю тропинки стоял старик Максим, опираясь на ружье, и смотрел туда, вниз. Там было страшно темно. Из склона обрыва выступали острые углы камней, кое-где между ними росли тощие кусты, и потом всё это сливалось в один глубокий, бездонный мрак,— а из него тихо, тихо всплывал кверху полустой, полуржание коня. Из деревни доносился ропот речки, но теперь он был глух,— это его сдавила ночь; и больше нигде ничего не было слышно — ни звука.

— Вот и всё! — тихо сказал старик и вздохнул, вскинув ружье на плечо. Потом он положил его на землю, встал на колени и громко проговорил:

— Благодарю тебя, боже, что ты не попустил меня замарать мои руки в поганой крови моего врага и сам наказал его, бросив туда — вниз! Он весь расшибся теперь. Благодарю тебя, боже, господин мой!

И затем уже он пошел вверх по тропинке в горы. Облитая мягким, серебряным светом луны, его высокая фигура была обаятельно красива, и гладкий ствол ружья холодно блестел. Старик покойно и бодро шагал с камня на камень и скоро пропал среди них. Еще немного позвучали его шаги, а потом и они пропали... И всё стало мертвенно тихо, а глухое ворчанье речки еще более оттеняло эту тишину. Лучи луны упали на тропинку, пройдя сквозь ветви кизиля и цепкого держидерева, что росли меж камней, и от этого на камнях нарисовались кружевные тени; они ползали, точно живые, взад и вперед по тропинке, чуть только ветер качал ветками... И вот, еще раз, последний раз оттуда — из пропасти, до краев наполненной мраком,— наверх, где мрак был не так густ, всплыл тихий звук... полустой, полуржание разбитого об острые камни коня.

II

— В Алёшки! В Алёшки!

Это кричат лодочники, перевозящие из Херсона кладь и людей в Алёшки — двенадцать верст по Днепру и извилистому, поросшему камышом притоку его, Конке.

— В Алёшки! В Алёшки!

Последние лучи солнца на минуту окрасили в пурпур вершины тополей на том берегу — против города, скользнули по быстрым волнам реки — и исчезли. Нёбо стало мутным. Мягкий, тонкий мрак вечера плыл из дали и нежно ложился на город, реку, деревья за ней,— а на городском берегу спешно убирали свой товар торговцы овощами. Большие корзины ярко-красных помидоров вперемешку с темно-лиловыми бадаржанами, зеленью петрушки, моркови быстро сносились торговцами в кучи; под ними обнажались грустные черные пятна земли; берег пустел; лодочники зазывали пассажиров; от берега то и дело отплывали лодки, полные людей и корзин; в воздухе носился говор, шум ударов веслами по воде; одна за другой лодки терялись за поворотом реки,— и вместе с мраком на всё ложилась печать утомления.