Читать «Политические устремления Юлиуса Эволы» онлайн - страница 14

Несколько слов Шпенглера, которые Эвола мог бы дословно повторить в «Людях и руинах»: «Государство есть внутренняя форма, остов нации».

«Именно это превратило фаустовского человека в раба собственного творения. Механизмы принудительно увеличили его поголовье и так изменили его образ жизни, что возвращение к былому состоянию не представляется возможным».

«Однако атака денег на духовное могущество приняла такие же титанические пропорции. Даже промышленность связана со своим местоположением и источниками ресурсов, связана с почвой, как и крестьянство. Абсолютно свободны лишь финансовые операции, совершенно невосприимчивые к нападению. В 1789 году к власти пришли банки и, следовательно, фондовые биржи, питающие кредитные потребности промышленности, которая выросла до чудовищных размеров. Сегодня они, а также деньги, хотят быть единственной силой, господствующей во всех цивилизациях».

Подобно Эволе, Шпенглер полагает, что «цезаризм проистекает из демократии». В другой своей книге «Годы решений», к итальянскому изданию которой Эвола также написал предисловие, Шпенглер говорит об «утилитарной морали рабских душ», а также о «прусском стиле», которому Эвола дает высокую оценку в «Людях и руинах» и который состоит в «аристократическом упорядочении жизни в соответствии с уровнем достижений», «превосходстве высокой политики над экономикой и подчинении последней сильному государству».

Эти идеи приводят нас к Гюставу Лебону (1841-1931) и его работе «Психология толп», которую оценили не только Парето, Фрейд, Муссолини и де Голль, но даже Хоркхаймер и Адорно. В книге Лебона Эвола искал и, несомненно, нашел подтверждение своего недоверия к демократии. Строго говоря, вера в нее должна сочетаться с радикальным оптимизмом, с верой в добрую суть человека. В политическом смысле Эвола был пессимистом – хотя и не только благодаря усвоению воззрений Шпенглера – и поэтому с трудом воспринимал демократические идеи. Он был убежден в неспособности масс следовать высшим идеалам, ведь чернь всегда идет за вождем, за тем, кто в данное время является сильнейшим, независимо от проповедуемых им идей. Вождю достаточно лишь очаровать толпу. Эвола опасается того, что Лебон называл «женским характером» масс. Для Лебона также характерно неприятие христианства, поскольку, по крайней мере, во время своего зарождения оно было неотделимо от духа толпы.

И вновь ряд цитат, демонстрирующих влияние Лебона. «Массы обнаруживают покорное уважение к силе и в крайне малой степени увлечены добротой, являющейся для них едва ли чем-то бoльшим, нежели формой слабости. Симпатии толп на стороне угнетающих их тиранов, а не на стороне добродушных хозяев. Первым они всегда воздвигают огромные статуи. Ежели они охотно растаптывают деспота, коего лишили власти, то оттого, что, утратив свою силу, он обрел место среди слабых, которых презирают и вовсе не боятся. Героический тип, любезный толпам, всегда будет похож на Цезаря. Его знаки отличия привлекают их, его власть внушает им уважение, его меч вселяет в них страх… Если власть постоянно не подкрепляется силой, толпа, всегда покорная собственным крайним настроениям, поочередно переходит от анархии к рабству и от рабства к анархии».