Читать «Подмастерье. Порученец» онлайн - страница 71

Гордон Хотон

— Хошь на эту сторону сёдня, ляля? Мне норм. Как хошь.

Она лежит несколько минут неподвижно, даже не поворачивает головы посмотреть, что там делает Дермот. Но я вижу. Вижу маленького мускулистого мужичка, раздетого до пояса, с голой грудью, покрытой завитками черных волос. Лицо не отталкивающее, однако перекошено из-за длинного шрама и кривого носа. Голос низкий. Я наблюдаю, как он любуется собой в зеркало, расчесывает черные волосы, чешет грудь. Вижу, как достает четыре мотка веревки из кармана и кидает их на кровать.

Она слегка морщится.

— Погодь. Забыл ебаную ленту.

— Не надо, — говорит она ему вслед и оставляет эти слова висеть в воздухе, словно сказанное далее может вернуть его.

Но он все равно возвращается и усаживается на кровать рядом с ней, гладит ее по лицу. Затем достает моток белой изоленты из-за спины, ухмыляется, а она говорит — на камеру или же просто, сама по себе:

— Не надо так делать. Я не хочу, чтоб ты это делал.

Он не отзывается, берет веревки и привязывает ей руки и ноги и кроватным столбикам, отрывает кусок изоленты и трижды, каждый раз нежно приподнимая, обматывает Эми голову, поверх рта. Когда все готово, он берет ее щеки в ладони и произносит тихо:

— Буду делать, что, бля, хочу.

Он вновь исчезает, она стонет, но вскоре затихает, лежит неподвижно.

Проходит пять минут. Ничего не меняется. Еще пять. Она по-прежнему неподвижна. Через четверть часа она поворачивает голову — чуть-чуть, даже камера едва это запечатлевает.

— Лежи, бля, тихо. Когда захочу, чтоб ты, бля, смотрела, я тебе скажу.

Ждет еще минуту, затем возвращается, усаживается в изножье, рядом с ее плечами. Целует изоленту поверх ее рта, краткими ударами, словно птица, клюющая зерно. Повторяет то же самое у нее на запястьях и лодыжках, где веревка тянет сильнее всего. Кровь приливает к ее рукам и ногам, будто он передал ей губами сквозь ленту какую-то заразу, Эми слегка извивается, он замечает, останавливается.

— Ебаная сучка.

Проходит еще пятнадцать минут. Иногда он приближается к ней, но не прикасается. Иногда кладет ей ладонь на лицо, на грудь или на ноги. Если она откликается хоть каким-нибудь звуком или движением, он воспринимает это как ее желание.

— Хошь ведь, а? Тебе ж нравится. — Когда она не откликается, он зовет ее «блядской холодной сукой» и спрашивает: — Кто еще тебя трахает? — и: — Не канаю я тебе, что ль? Ничего лучше тебе не обломится, пока я дышу, — и прижимается чуть сильнее к ее лицу, или грудям, или ногам, и говорит, как робот: — Прости, ляля, прости, ляля, ты же знаешь, я не хотел. — И выходит из комнаты, как мальчишка, сутулясь и поникнув головой. Пока его нет, она извивается в путах.

Возвращается, несет маленькую белую тарелку. На ней крекеры и масло — и острый нож. Усаживается на правый край кровати, жадно ест крекеры, осыпая крошками ее одежду, прерываясь только чтобы оскорбить ее словами или же похлопать ее по рукам и ногам, словно мужчина, который пошучивает со своими дружками в раздевалке. Время от времени он ломает печенье над ее телом и втирает крошки ей в одежду, посмеиваясь, говоря ей, как глупо она выглядит; но, когда она извивается, или стонет, или мотает головой, он останавливается и повторяет мантру извинений.