Читать «Повесть о двух кораблях» онлайн - страница 40

Николай Николаевич Панов

Он глянул на приборы, что-то тщательно записал.

— Но вот приходит война, и штурман дальнего плавания превращается в штурмана каботажа... Нет, я не жалуюсь, товарищ Калугин. Скольким людям эта война принесла огромные несчастья. У скольких отняла многое дорогое... Наш командир...

Он вдруг осекся, зажег погасшую папиросу. Очень отчетливо тикал в тишине лаг, красные искры пробегали под стеклом эхолота.

Калугин взглянул на диван. Командир корабля спал, отвернувшись к переборке. Из-под меха воротника был виден край его разгоряченного сном лба, светлые волосы, взъерошенные на затылке.

— Впрочем, не знаю, почему я так разболтался с вами, — досадливо пробормотал Исаев. — Может быть, потому, что лишь мы с вами штатские на этом стальном, начиненном боезапасом корабле.

Калугин перебирал листки блокнота. Волненье охватывало его. Он должен был высказаться, чувствовал необходимость выразить давно назревшие мысли.

— Я, правда, не изжил еще всех своих штатских манер, хотя и стремлюсь стать вполне военным человеком! — с резкостью, неожиданной для себя самого, сказал Калугин. — Но не думаю, что поэтому найду с вами общий язык.

Штурман хотел что-то возразить, но Калугин уже не мог остановиться.

— Я найду общий язык и с вами и с любым моряком «Громового», потому что все мы, советские люди, находим удовлетворение и счастье в нашем труде. Не думайте, что мне тоже легко здесь. Я никогда до войны не был на военном корабле, ни дьявола не понимаю во всех ваших лагах и эхолотах. Но я буду старательно изучать корабль, буду приставать к вам, пока не пойму всего. И я знаю, вы поможете мне, потому что в конце концов мы делаем общее дело. Вы бьетесь с врагом, помогая своим искусством плаванью корабля. Я стараюсь помочь делу нашей победы, правдиво описывая советских моряков, повседневно выполняющих свое трудное, героическое дело.

Он так волновался, что сломал карандаш, и штурман, тотчас подобрав графит, бросил его в закрепленную на столе пепельницу, сделанную из орудийного стакана.

— Вы, товарищ Исаев, как бы противопоставляете себя боевым товарищам — военным морякам. Но я вижу, как вы увлечены своей военной работой. Знаю, как ведете себя в боевых операциях.

— Я штатский человек в самом прямом смысле слова, — сказал штурман упрямо. — Как только окончится война, снова уйду на транспорта.

— Да, когда кончится война, вы уйдете на транспорта. Но сейчас разве вы расцениваете военную службу на деньги, думаете о личном выигрыше? Как этот Гарвей, не имеющий родины, рискующий жизнью лишь затем, чтобы сколотить капиталец на послевоенное время...

— Странный вопрос! — обиженно сказал Исаев.

— Из-за таких вот Гарвеев, может быть, и после войны не настанет прочного мира. Из-за таких продажных шпаг, рабов собственного благополучия. А мы разве пошли на фронт не потому, что не в состоянии были бы жить и дышать в стороне от великой борьбы нашего народа...

— А вы, оказывается, пропагандист вроде нашего Снегирева, — сказал штурман. Он поднял, голову, его большие губы сложились в добрую улыбку. — Это вы точно подметили насчет военных и штатских... Только если будете так кричать, и вправду разбудите капитан-лейтенанта, хоть он и трое суток не спал.