Читать «Победитель свое получит» онлайн - страница 122
Светлана Георгиевна Гончаренко
Несколько минут Алим Петрович молчал, потом закрыл лицо короткопалыми руками и зарыдал.
Илья всегда приходил в ужас, когда кто-то рядом плакал. Он всегда при этом чувствовал себя виноватым. К счастью, Тамара Сергеевна, несмотря на мягкость своей натуры, плакала редко – печаль она изливала в стихах. А вот слезы Тары были невыносимы. Когда она разревелась на лестничной площадке, Илья, если бы смог, подарил бы ей Попова навеки, лишь бы не видеть ее распухшего носа и мокрых щек.
Слезы Алима Петровича напугали Илью. Он почти перестал дышать и вцепился в подлокотники кресла с такой силой, что под нежной толщей набивки ощутил твердый, невидимый миру каркас.
Плакал Алим Петрович взахлеб, слабым тенором. В горле у него клокотало. Слезы текли между пальцами и капали с подбородка, пятная белизну пиджака серыми точками, как капель метит свеже-выпавший мартовский снег.
Илья оцепенел. Он понял, что видит сейчас картину, после которой ему точно не жить. В ужасе он поднял глаза и стал не мигая смотреть на портрет президента. Президент улыбался уверенно и ласково, но был всего лишь тонкой красочной пленкой на лощеной бумаге, заключенной под стекло.
– Илюшка, – всхлипнул Алим Петрович, не отнимая рук от лица и потому невнятно. – Илюшка, нет ее!
12
– Кого нет? – спросил Илья тихим чужим голосом. – Анжелики Витальевны?
– Ее, ее! – застонал Пичугин. – Ее нет!
Илья сочувственно пошевелился в кресле, два раза вздохнул, но что делать дальше, придумать не мог. Кажется, было бы неплохо, если бы он сейчас тоже заплакал? Он зажмурился, однако слез, как назло, не было и близко. Зато очень чесался нос и всякие другие неподходящие места, как обычно бывает в минуты смущения.
– Ее нет! – повторил рыдание Алим Петрович.
Далее отмалчиваться и тем более чесаться стало невозможно.
Илья выдавил из себя:
– Вы ее не нашли? Может, нужно…
– Не нужно! Ее нет! Нет ее! – тоненько закричал Алим Петрович, наконец открыв несчастное лицо. – Я ее задушил вот этими руками!
Он подался вперед. Илье пришлось посмотреть на его смуглые руки, мокрые от слез, на кольцо с изумрудом, на линии жизни и смерти, пучками расходившиеся по мягким ладоням. Руки как руки, но зябкая волна поднялась с воротника Ильи и шевельнула волосы под бирюзовой шапочкой.
Было ясно, что Пичугин говорит правду. Только правда эта неестественно страшная!
Илья понял, что все теперь будет по-другому, даже если ему удастся вырваться из этих стен. Прав Кирилл: только вагон с розовыми бомбошками спасет от бездны. Да и он едва ли!
– Белая, как снег, холодная, как снег, – раскачивался в диванных подушках Алим Петрович.
Он дрожал мокрыми ресницами и дышал тяжело, всем телом. Он плакал:
– Белая, сладкая! Нежная! Илюшка, ты это понимаешь? Имела, что хотела. Ела, что желала. Одевалась в Париже – вот так у подиума она сидит, а так Шварценеггер с женой. Покажет только пальцем – все, что захочет, то ее. Белая, сладкая! За что?