| The problem of evil had solidified for Amory into the problem of sex. | Проблема зла для Эмори претворилась в проблему пола. |
| He was beginning to identify evil with the strong phallic worship in Brooke and the early Wells. | Он уже начал отождествлять зло с фаллическим культом у Брука и раннего Уэллса. |
| Inseparably linked with evil was beauty-beauty, still a constant rising tumult; soft in Eleanor's voice, in an old song at night, rioting deliriously through life like superimposed waterfalls, half rhythm, half darkness. | Неразрывно связанной со злом оказалась красота -красота как непрестанное волнение крови, мягкая в голосе Элинор, в старой песне ночною порой, безоглядно бушующая, как цепь водопадов, полуритм-полутьма. |
| Amory knew that every time he had reached toward it longingly it had leered out at him with the grotesque face of evil. | Эмори помнил, что всякий раз, как он с вожделением тянулся к ней, она поворачивалась к нему лицом, перекошенным безобразной гримасой зла. |
| Beauty of great art, beauty of all joy, most of all the beauty of women. | Красота большого искусства, красота радости, в первую очередь - красота женщины. |
| After all, it had too many associations with license and indulgence. | Слишком много в ней общего с развратом и пороком. |
| Weak things were often beautiful, weak things were never good. | Слабость часто бывает красива, но добра в ней нет никогда. |
| And in this new loneness of his that had been selected for what greatness he might achieve, beauty must be relative or, itself a harmony, it would make only a discord. | И в том новом одиночестве, на которое он обрек себя во имя еще неясной великой цели, красота не должна главенствовать; иначе, оставаясь сама по себе гармоничной, она прозвучит диссонансом. |
| In a sense this gradual renunciation of beauty was the second step after his disillusion had been made complete. | В каком-то смысле это постепенное отречение от красоты было следующим шагом после окончательной потери иллюзий. |
| He felt that he was leaving behind him his chance of being a certain type of artist. | Он чувствовал, что оставляет позади всякую надежду стать определенного типа художником. |
| It seemed so much more important to be a certain sort of man. | Казалось настолько важнее стать определенного склада человеком. |
| His mind turned a corner suddenly and he found himself thinking of the Catholic Church. | Мысль его сделала крутой поворот, и он поймал себя на том, что думает о католической церкви. |
| The idea was strong in him that there was a certain intrinsic lack in those to whom orthodox religion was necessary, and religion to Amory meant the Church of Rome. | У него сложилось убеждение, что тем, кому нужна ортодоксальная религия, недостает чего-то важного, а религия для Эмори означала католичество. |
| Quite conceivably it was an empty ritual but it was seemingly the only assimilative, traditionary bulwark against the decay of morals. | Вполне возможно, что это не более чем пустой ритуал, но, видимо, это единственная неизменно действенная защита от падения нравственности. |
| Until the great mobs could be educated into a moral sense some one must cry: | Пока у широких масс не удастся воспитать нравственные критерии, кто-то должен кричать им |
| "Thou shalt not!" | "Нельзя!". |
| Yet any acceptance was, for the present, impossible. | И однако, принять это для себя он считал пока невозможным. |
