Читать «Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI» онлайн - страница 239

— Как вы смеете так волновать моего мужа?! Стыдитесь! Позор! Вы — не испанцы!

На груди героической дамы мсье Леон Блюм рыдал как ребенок. Смущенные и подавленные делегаты, опустив головы и сгорбившись, молча напяливали в передней свои плащи. В это время горничная доложила еще об одном просителе, который давно дожидается, имеет на руках рекомендательные письма и заявляет, что не уйдет, не поговорив с лидером социалистической партии и премьер-министром Франции.

Это было ужасно, но мадам Блюм опять показала себя достойной супругой: вытерев слезы и лицо мужа, она ласково прошептала: «Мужайся, милый! Нет жертвы, которую бы не стоило принести ради Франции и социализма!»

Мадам Блюм решительно вышла в переднюю, чтобы взглянуть на назойливого гостя. Им оказался не кто иной, как Гайсберт ван Эгмонт.

— Говорите покороче, мсье. Очень прошу, мсье Блюм весьма нездоров.

Но беседа неожиданно затянулась.

Хозяин, чтобы отдышаться и прийти в себя, вынужден был выслушать обличительную речь художника. Затем он вскочил, слегка пригладил седые волосы, поправил на носу пенсне, кашлянул и разразился ответной речью. Это была естественная реакция: нервы человека, всю жизнь прожившего в обстановке утонченного и прекрасного, вдруг не выдержали, испанцы выбили мсье Блюма из привычной колеи, он стыдился своих слез, и вдруг судьба послала ему возможность показать себя с лучшей стороны. Показать себе самому, супруге, горничной, посетителю и миллионам незримых слушателей. Старый парламентарий вышел на середину салона той походкой, которой он всегда выходил на трибуну, и произнес красивую речь, наполненную множеством цитат, исторических справок, чрезвычайно красноречивых цифр, редко встречающихся фактов, остроумных характеристик и широких исторических обобщений. Логика мсье Леона Блюма всегда отличалась запутанностью, но говорил он истово и энергично, размахивая руками, как будто бы цепами молотил зерно, его глаза оставались полузакрытыми: он наслаждался, слушая самого себя. Мадам Блюм, сидя в кресле справа, восхищенными и круглыми глазами смотрела на мужа и энергично кивала головой. Времена были беспокойные, и почтенная матрона не слышала ни единого слова, она и не слушала, мадам в это время тщательно обдумывала множество мелких бытовых вопросов и вопросиков, которые всегда имеются в каждой семье. Налево от оратора в кресле горбился ван Эгмонт, он первые полчаса еще пытался возразить, вторые — только следить за мыслью говорящего, но руки-цепы размеренно колотили его по голове, в конце концов, художник стих. Резкие черты лица расправились, он покорно опустил голову на руки и закрыл глаза. Это было понятно: чтобы заработать на сегодняшний обед, он всю ночь трудился над плакатом, изображающим лучший в мире сапожный крем «Мечта». Ему временами мерещились баночки с кремом, потом он слышал вой зверей, и казалось, что он бродит у костра, а двадцать три человека лежат рядом и не знают, что это их последняя ночь. Ван Эгмонт вздрогнул и очнулся. Девичий голос над его головой кричал: