Читать «Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1» онлайн - страница 224

Дмитрий Александрович Быстролетов

Раскаленные кольца разогнуты руками прожарщика в толстых дымящихся рукавицах. Горячее, клубящееся дымом зловонное барахло напялено на чистое тело. Жар теперь пронизывает его насквозь и доходит до сердца: я горю, источаю тепло, как живая печь! Есть же на свете сильные ощущения физической радости, доведенной до болезненного экстаза…

Четыре руки подхватывают меня на пути в барак и волокут куда-то в темноту. Вот подозрительная избушка. Дверь раскрыта, и меня вталкивают внутрь. Я мгновенно начинаю клевать носом.

Старый надзиратель в бабьей кацавейке поверх гимнастерки стоит у печи с трубкой во рту.

— Што, и ты, сукин сын, воровать начал, а? Грабить?

Старичок укоризненно смотрит на меня слезящимися глазками и качает головой.

— Нехорошо! Давайте его в камеру!

Два самоохранника открывают железную дверь, берут меня за руки — один за правую, другой за левую, раскачивают и швыряют внутрь. Еще на лету, прежде чем ударился о мерзлую стену, я слышу сзади другие веселые голоса:

— Вот он, гражданин начальник! Сознался с ходу, а здеся и та самая рубашка. Была у его под телогрейкой, у гада!

Меня поднимают и тащат из камеры.

— Что ж ты путаешься, сукин сын, не в свое дело? — добродушно мямлит начальник изолятора, не вынимая трубки изо рта. — Путаник, право дело говорю: путаник! Давайте его отселева!

И меня дают.

Дверь наружу распахивают, два самоохранника берут один за правую, другой за левую руку, долго раскачивают и, наконец, выстреливают вон, в темноту. Я долго лечу куда-то уже совсем сонный и потом шлепаюсь в грязь, прикрытую снегом: к ночи похолодало. Лежу и начинаю засыпать. Чувствую, как ледяная вода обжигает распаренную грудь. Непреодолимо хочется уснуть. «Нельзя, — думаю, — простужусь и загнусь в два счета. Ослабел в этапе. Будет пневмония». Я ползу — сначала на четвереньках и с закрытыми глазами, потом прихожу в себя: становлюсь на ноги и плетусь в назначенный мне второй барак.

У входа дневальные и староста. Все с палками.

— С этапа? Как фамилия? Правильно. Иди вот туда. Лезь на третий ярус, там теплее.

Я долго лезу и никак не могу долезть — лезу как на высоченный кипарис. Кажется, ему нет конца. Перебираю ногами, а подняться выше нет сил. Наконец, ложусь животом на доски верхнего яруса, чуть подтягиваюсь дальше одной ногой, но засыпаю — хорошо чувствую, что другая нога осталась висеть в проходе, но поднять ее не могу. Сквозь сон слышу суровый голос надзирателя и ответы старосты: это проверка. Сплю опять — нога уже наверху, кто-то, проходя мимо, забросил ее. Но добраться до изголовья и снять ботинки нет сил. Чувствую быстрое беганье по телу женских пальцев. Голос ласково шепчет мне в ухо:

— Товарищ, милый, в Норильске не знали Нюрку Волкову? На третьем лагпункте? Это моя сестренка! Тоже сидит по пятьдесят восьмой!

А опытные пальчики шарят по тем местам, где могут быть спрятаны деньги. Сквозь сладкий сон я думаю: «Врешь, сучка, нет у тебя сестры в Норильске, а если и есть, так не по пятьдесят восьмой!» Потом тот же голос говорит в пространство: