Читать «Песня единого фронта» онлайн - страница 5

ХВАЛА КОММУНИЗМУ

Он разумен, он всем понятен. Он так прост. Ты не кровопийца ведь. Ты его постигнешь. Он нужен тебе как хлеб, торопись узнать его. Глупцы зовут его глупым, злодеи зовут его злым, А он против зла и против глупости. Обиралы кричат о нем: «Преступленье!» А мы знаем: В нем конец всех преступлений. Он не безумие, но Конец безумия. Он не загадка, но Решенье загадки. Он — то простое, Что трудно совершить.

СОН О ВЕЛИКОЙ СМУТЬЯНКЕ

(Из "Немецких сатир")

Я видел сон: На площади против Оперы, Где коричневый маляр ^[1] держал очередную историческую речь, Очутилась вдруг огромная, с добрую гору, картофелина И тоже обратилась с речью К собравшемуся народу. «Я, — говорила она грустным голосом, — Явилась, чтобы предостеречь вас. Конечно, Мне ведомо, что я всего-навсего картофелина, Незначительная персона. В книгах по истории Обо мне почти не упоминают. В высших кругах Я не пользуюсь влиянием. Когда речь заходит О высоких материях — о чести, о славе, — я Принуждена уступить место. Считается неблагородным предпочитать меня славе. Но Я все же многим помогла перебиться в этой долине слез. Теперь выбирайте Между мной и этим маляром. Решайте: Он или я. Если вы предпочтете того, Вы лишитесь меня. Если вам нужна я, Вам придется изгнать того. И я говорю вам: Не слушайте слишком долго его, А то он успеет уничтожить меня. Пусть он угрожает вам Смертью за возмущение против него, но заметьте себе: Без меня вы и дети ваши тоже обречены на смерть». Так говорила картофелина, И пока маляр продолжал свой рев в Опере, Слышимый всему народу через громкоговорители, Она тут же начала демонстрировать Жуткий опыт, видимый всему народу: С каждым словом маляра она сморщивалась, Становилась все меньше, дряннее и гнилее.

^[1] Так Брехт называет Гитлера, который в молодости пытался стать художником.

ПОСЕЩЕНИЕ ИЗГНАННЫХ ПОЭТОВ

Когда — во сне — он вошел в хижину Изгнанных поэтов, В ту, что рядом с хижиной Изгнанных теоретиков (оттуда доносились смех и споры), Овидий вышел навстречу ему и вполголоса сказал на пороге: «Покуда лучше не садись. Ведь ты еще не умер. Кто знает, Не вернешься ли ты еще назад?! И все пойдет по-прежнему, Кроме того, Что ты сам не будешь прежним». Однако улыбающийся Бо Цзюи заметил, глядя сочувственно: «Любой заслуживает строгости, кто хотя бы однажды Назвал несправедливость — несправедливостью». А его друг Ду Фу тихо промолвил: «Понимаешь, Изгнание не место, где можно отучиться от высокомерия». Однако земной, совершенно оборванный, Вийон предстал перед ним И спросил: «Сколько Выходов в твоем доме?» А Данте отвел его в сторону, взял за рукав и пробормотал: «Твои стихи, Дружище, кишат погрешностями, подумай о тех, В сравнении с которыми ты — ничто!» Но Вольтер прервал его: «Не забывай про деньжата, Не то тебя уморят голодом!» — «И вставляй шуточки!» — воскликнул Гейне. «Это не помогает, — Огрызнулся Шекспир. — С приходом Якова  И я не мог больше писать». — «Если дойдет до суда, бери в адвокаты мошенника! — посоветовал Еврипид. — Чтобы знал дыры в сетях закона». Смех не успел оборваться, Когда из самого темного угла послышался голос: «А знает ли кто твои стихи наизусть? И те, кто знает, Уцелеют ли они?» — «Это забытые, — Тихо сказал Данте, — Уничтожили не только их, их творения — также». Смех оборвался. Никто не смел даже переглянуться. Пришелец Побледнел.