Читать «Перстень вьюги (Приключенческая повесть)» онлайн - страница 2

Василию припомнилась последняя весна на руднике. По склонам сопок и в самом лесу цвел багульник. На озере еще плавал лед, почки у берез только-только начинали зеленеть, а багульник цвел. Тогда казалось, что по всей тайге стелется сиренево-розовая дымка. Были еще крупные золотисто-желтые цветы, дрожащие, как слеза, от малейшего ветерка. По утрам гулко стучал дятел. Стучал короткими очередями, дробный звук разносился далеко по окрестностям.

Прощаясь с тайгой, Василий забрел в кедрач — в самый дикий, самый угрюмый уголок леса. И здесь он к своему удивлению увидел Катю Твердохлебову. Девушка прерывисто дышала, густой румянец заливал ее смуглые щеки.

— Ты чего здесь? — грубо спросил Василий. — Все меня подкарауливаешь? Люди уж смеяться стали, проходу не дают…

— Вася… — И в голосе девушки послышалась бесконечная грусть и мольба.

А он стоял высокий, как каланча, презрительно-насмешливый и со злостью смотрел в печальные Катины глаза, блестевшие от слез. Он тогда резко повернулся и торопливо зашагал к руднику.

Надоедливая, привязчивая девчонка!.. Она всюду его разыскивает, следует за ним по пятам, открыто ревнует ко всем рудничным девчатам и не хочет замечать, что Кешка Макухин высох от любви к ней.

И только здесь, в бухте Синимяэд, Василий понял, что мимо него прошла настоящая любовь. Странное дело: за последнее время, особенно с той поры, когда началась война, он все чаще и чаще вспоминал цветущий багульник, дикий кедрач и тоненькую девушку с большими заплаканными глазами. Ему начинало казаться, что он поступил глупо, не нужно было уходить, и все сложилось бы по-иному… Но голос рассудка был сильнее: он должен был уйти — ведь он не любил ее! Ее любил другой — Иннокентий Макухин.

Случилось так, что на флот их с Макухиным призвали в одно время. Оба сперва оказались в Кронштадте, а потом здесь, у эстонских берегов. Такое можно назвать стечением обстоятельств. Но оба радовались: хорошо, когда рядом земляк!

Земляк — почти что родственник…

Иногда они вдвоем уходили к старому маяку. Кешка часто получал письма из дому. Василию никто не писал. Мать была стара и неграмотна, короткие весточки от нее приходили редко — все тот же корявый почерк инвалида Кузьмы. Отца не было в живых. Он работал на лесозаготовках. Огромная, метровой толщины, сосна, сгнившая на корню, не выдержав собственной тяжести, с грохотом рухнула и придавила старого Федота. Умер отец в страшных мучениях, не приходя в память.

Кешке писали родственники, рудничные, с лесоразработок. Василий не раз ловил себя на мысли, что его больше всего интересуют эти чужие письма. И те незнакомые люди с их заботами и маленькими радостями казались близкими, почти родными, стоило взять в руки треугольный конвертик, пахнущий хвоей, как сердце начинало сладостно замирать. Иногда приходили письма и от Кати Твердохлебовой, но она переписывалась с Макухиным только как с земляком, и в письмах не было слов о любви.