Читать «Пермский период» онлайн - страница 31

И последняя прибаутка, связанная, хоть и косвенно, с картами.

Сидим, играем, сосредоточенное молчание. Дед задумался: то ли ищет, что бы подбросить, то ли — чем бы покрыть. Сидит неподвижно, потом зябко передёргивает плечами — и бабушка в ту же секунду:

— Замёрз? Запехай в жопу пёрст — пролетишь сто вёрст, согриёшься! — и хихикает, лукаво поглядывая на меня…

Но случались в Оверятах и совсем другие моменты. Одно из самых тягостных в моей жизни воспоминаний связано с дедом и двоюродным братом — тётишуриным Юркой, двумя годами младше меня. Что-то случилось: не то Юрка как-то злостно напроказничал (хотя что такого особенного мог натворить пяти-семилетний ребёнок?), не то, смутно припоминается мне, слегка подмочил постель во время крепкого детского сна, — как бы то ни было, дед Афанасий решил устроить ему поучительную порку, и выбрал в исполнители… меня. Я не посмел ослушаться — точно так же, как не посмел сделать этого на Маршала Рыбалко за дровенниками. Мне был вручён ремень — и под довольные одобрительные возгласы деда я стегал орущего Юрку по несчастной (чуть ли не голой) попке… Сколько это продолжалось, — не знаю. В каком-то смысле это не закончилось и посегодня. Теперь-то, сорок пять лет спустя, я понимаю, что тогда мы с Юркой пострадали оба, — я, может быть, даже больше, — но долгие десятилетия неподъёмное раскаянье плющило меня при случайном воспоминании об этом ужасе. Думаю, именно тогда я разлюбил деда, — как разлюбил отца после его надругательства надо мною, как разлюбил дворовые компании после драки за сараями.

Мысы

Кроме Оверят было ещё одно место, куда ездил я с удовольствием и интересом: Мысы.

Там жили тётя Тоня с дядей Витей и моими двоюродными сёстрами — Ирой и маленькой Наташкой. Им принадлежала, по-моему, только половина избы — избы старинной, двухэтажной, срубленной из толстенных брёвен. Огород спускался вниз, к ручейку или родничку. В ограде и в избе, как и в Оверятах, было множество всяких укромных мест и закоулков, которые использовались иногда по самому прямому назначению: для пряток. Как-то мы, дети, разыгрались так, что заразили своим азартом дядьёв, которым нечего было делать в ожидании застолья. В горнице стоял старый дерматиновый диван с высокой спинкой и валиками по бокам. Мужчины приподняли пружинное сиденье и втиснули меня внутрь. Это было, конечно, нечестно (спрятался-то я не сам), да и лежать было тесно, но, во-первых, меня никто не спрашивал, а во-вторых, расслабленные предстоящей выпивкой мужики были так благодушны, что мы, дети, могли этому только радоваться. Ни до, ни после я не помню случая, чтобы дядья с удовольствием играли с нами в общую игру. Так что противиться не приходилось.

Воспротивился я через полчаса, когда, набегавшись, захотел выпить квасу. Тётя Тоня, боясь простудить чужого ребёнка, решила плеснуть в студёный, из голбца, квас кипятку. Я заартачился — меня не слушали — и я сунул под струю руку. Больно было, как от пореза. Ничего, пописял на руку, тётя Тоня, охая, присыпала обваренное место содой — да и всё. Через два дня прошло.