Читать «Перебитая тропа. О поэте Евгении Забелине» онлайн - страница 8

Дверь была фанерной. Фанера прогибается и может служить некоторым подобием одеяла» .

В Москве на исходе двадцатых Забелин ведет жизнь профессионального литератора. Зое Суворовой сообщает: «Сейчас решается издание книги моих стихов, которое, само собой, обязывает к большим хлопотам. Кроме того, приходится писать для журналов, скоро в них появятся мои „вдохновенные труды“». Речь, по всей видимости, шла о коллективном сборнике «Сибиряки». Но прошло какое-то время, и старавшийся помогать землякам Иосиф Уткин констатировал: «Книга была задержана самодурством некоего руководителя — а по-настоящему должна быть давно в работе».

Периодические издания повели себя приветливее. В апрельских номерах «Нового мира» и «30 дней» за 1929 год появились стихотворения «В тайге», «Полынь», «Карская экспедиция». С осени поэт стал печататься в «Известиях». Публиковались стихи Евгения Забелина, помимо того, в «Красной нови», «Красной ниве» и других журналах. Там же встречаем имя Павла Васильева. Общий подоконник располагал и к соавторству. Определить, кто в тандеме выступал первым номером, не так просто, вопреки гулявшему по литературным коридорам слушку, будто Забелин только тень Павла Васильева, будто он светит отраженным светом. Особенно когда пишет о Казахстане.

Такое мнение — плод чьей-то дурной фантазии: «степная песнь» Васильева рождалась, помня о стихах Забелина. У Павла Васильева тоже «ходит под бубном в пыли карусель» (курсив мой. — М.М.), а в стихотворении «Конь» «где-то далеко-о затосковала весна» (курсив мой. — М.М.). Как «В ауле» у Забелина…

Над костром дымный хвост повис — Ну, еще кизяку подбросьте… Джурабай, разливай кумыс, Я сегодня приехал в гости… Слышишь — ветер густой подул, Зазвенел по упругим скулам? Знаешь, старый, ведь мой аул Далеко-о за твоим аулом… Видишь — легкий ковыль цветет… Над плечом, от жары усталым, Растекается крепкий пот Накипевшим бараньим салом. Джурабай, гостей не проспи! Голубеет сладко прохлада, Босоногий ветер в степи Прогоняет обратно стадо. Здесь, в тугие ладони рук Смуглой кровью вливая жилы, Напои допьяна бурдюк Молоком молодой кобылы. Дорогие ковры за ним Лягут шелковым солнцем рядом… Ты скажи, чтоб твоя кызым Улыбнулась песней и взглядом. Погляди, кызым, на меня… Скоро юрту отца покинем, Обручальное золото дня Потускнеет в сумраке синем. Скоро месяц своим ковшом Зачерпнет закат в небосклоне, И ночным пахнут камышом Тонкогривые наши кони. За простор на том берегу, За ковыль, родной и медовый, Не они ль с землей на бегу Будут чокаться четкой подковой? Слышишь — ветер густой подул, Зазвенел по упругим скулам? Знаешь, старый, ведь мой аул Далеко-о за твоим аулом…

Этот породнившийся со старым Джурабаем «мой аул» и протяжное кочевничье «далеко-о» в поэзии дорогого стоят. Другое дело, что талант Павла Васильева оказался масштабнее, убедительнее, Забелин же в какой-то момент остановился в пути.