Читать «Пасифая» онлайн - страница 3

…Но есть еще Пасифая. И нет наследника.

Он прошел под факелом, капнуло на плечо горячее масло. Стал подниматься по лестнице.

Вера отодвинула пустую чашку. Погладила желтые страницы, прижала крепче ладонью: пусть привыкнет, лежит, не закрываясь. Солнце грело кожу. А в спальне полумрак. Вещи раскиданы, устала вчера очень.

Над неубранной постелью она подержала в руках смятые колготки и выронила.

Одна, телефон отключен. Через зеркало на нее смотрела рослая, с хорошей фигурой, женщина. Подняла руки, подобрала длинные волосы — темной короной. И прогнулась медленно, отводя в сторону вытянутый носок, поднимая лицо. Танцуя, улыбалась зазывно и смущенно, как если бы перед ней — хмельной Минос в залитом вином хитоне. Сверкнули в зеркале граненые камни по смуглому животу, чеканный браслет на щиколотке. Сколько было подаренной девушке? Пятнадцать? Шестнадцать? Еще меньше?

Вздохнула, отпустила волосы и они потекли по голой спине. Ее дочь уже старше, чем эти девчонки, умиравшие под царем.

Вера обхватила локти, покрытые мурашками, солнце ждало ее в кухне, а тут, за толстыми шторами — зябко, и сразу понятно, внизу — речная осень и грязь.

Солнце и книга без обложки. В ней сейчас ночь.

Теплой тканью, мягкой, облепившей лицо и шею, — черная ночь. Смотрит ночь в узкое окно, прорубленное в спальне царицы. Черными глазами с красными зрачками факельных огней смотрит — в темные глаза высокой женщины, с волос которой сползло покрывало из египетского виссона и щекочет мокрую шею.

Снизу, из-под полотна мрака, — женский крик. Прошил иглой, сверкнул, затих.

— Что царь? — спросила Пасифая, не поворачиваясь.

— Ушел с пира. В опочивальню.

— Один?

Молчит черная, горячим сном дышащая ночь за окном. Молчит за спиной черная рабыня. Пасифая подняла руки, больно стиснула грудь. Дышала хрипло, тяжело. Ее муж. Тот, что давно берет вместо нее рабынь. Так пусть теперь любит их, извергая вместе с семенем ядовитых гадов. Он — царь. И ему — царские проклятья. Потому что она, царственная супруга, дочь Гелиоса, не вынесла измен. А рабыни, что ж, их много.

Метнулся огонек на изогнутом носике светильника. Заплясал, становясь на цыпочки, будто хотел улететь. Но привязан маслом, без него, чистого, желтого, стоящего заплаченного золота, не улетит далеко. Умрет в темноте ночи.

Закачались тяжелые занавеси.

Вошедший Минос сел в плетеное кресло, покрытое узорным покрывалом. Рабыня опустила голову, замелькала иголка в черных пальцах.

— Скоро я принесу в жертву белого быка. Того, что прислан мне Посейдоном. Может быть это что-то изменит, а, Пасифая?

— Разве ты не убил его? Ведь жертвоприношение состоялось три луны назад.

— А ты смогла бы убить его? Ты видела, как выходил он из моря и солнце зажигало концы его рогов. Как сверкала его белая шкура… Нет, жена, он жив. Я отослал его в горы. Но что-то все идет не так. Боги разгневались и пришла пора искупить вину. Бык пасется на лучшем лугу за Священным лесом, отдыхая с дороги. Я хочу, чтобы шерсть его снова лоснилась и блестела. А ты не хочешь снять проклятие с меня?