Читать «Памяти Леонида Успенского» онлайн - страница 16

И еще одна неожиданная встреча… Май 1971 года. Возвращаясь под вечер откуда-то из гостей, заходим в церковь Иоанна Предтечи на Красной Пресне. Идет всенощная. На архиерейской кафедре – епископ Роттердамский Дионисий и наш общий с Успенскими знакомый, архиепископ Бельгийский и Брюссельский Василий (Кривошеин). При помазании он с удивлением смотрит на супругов, а те на него – вот где встретились!.. На второй день Владыка Василий в очередной раз приедет к нам в Рублевский музей с интересным рассказом об Архиерейском совещании перед Поместным собором по выборам патриарха Пимена. (О встречах ним встречах в 1970-е годы подробно пишу в главе «Гость из Брюсселя» этой книги).

Успенский часто мне рассказывал, как на рубеже 1960 – 1970-х годов он с возмущением узнал о широкой практике демонстративного причащения католиков ленинградским митрополитом Никодимом (Ротовым) во время его богослужений в различных странах. Сведения об этом исходили от знакомых Успенского – католиков, тоже возмущенных подобной практикой. Как известно, и православные, и католические каноны допускают причастие в «чужой» юрисдикции лишь в смертном случае, когда нет в наличии «своего» священника. У митрополита Никодима это носило печать имитации несуществующего литургического единства, возможно, с далеко идущими замыслами – недаром в некоторых религиозных кругах его прямо называли «церковным авантюристом». Леонид Александрович написал об этой порочной, антиканонической практике нескольким своим знакомым – епископам, сделав с одного из этих писем машинописную копию для архива. Одни из его адресатов осторожно ответили, что это все печально, другие, как митрополит Таллинский Алексий (Редигер), будущий патриарх, предпочли отмолчаться. Лишь митрополит Ленинградский Антоний (Мельников) обратился к нему с обличением, обвинив в нескромности. Но Успенский считал затронутый им вопрос касающимся всех членов Церкви. Как рассказывала Лидия Александровна, сам митрополит Никодим, встретившись случайно с Успенскими в коридоре Московской Духовной Академии, начал буквально кричать на них, как они смеют писать к архиереям! Леонид Александрович промолчал, а Лидия Александровна ответила: «Мы писали к архиереям – своим друзьям, а переписка с друзьями, кажется, никому не запрещена».

В один из приездов в рублевский музей Леонид Александрович подошел ко мне и тихо спросил, где можно поговорить с гарантией не быть подслушанными. Мы поднялись в зал на втором этаже Братского корпуса и сели, на всякий случай, на скамейку в середине зала очень близко друг к другу. Мой собеседник неожиданно спросил: «А правда ли, что Савелий Ямщиков продает ворованные в России иконы заграницу?». – И хотя я не испытывал никаких симпатий к этой сомнительной личности и давно слышал о его жульнических проделках с иконами, наотрез заявил, что ничего об этом не знаю и даже не хочу говорить – слишком это серьезное обвинение, а слухи о людях в нашей недоброжелательной среде распространяются порой самые неправдоподобные. «А я, – решительно ответил Леонид Александрович, – знаю определенно, что это правда». И рассказал, что недавно в Париже к нему обратился один близко знакомый антиквар с просьбой реставрировать великолепные царские врата XVI века. На вопрос об их происхождении откровенно ответил, что получает иконы из Москвы от Савелия Ямщикова, которые ему доставляет проводник поезда Москва-Париж, провозящий их в тайнике под полом купе. Успенский, естественно, отказался от реставрации ворованного произведения, а я лишний раз оценил его предосторожность при этом рассказе – в преступной цепи могли участвовать и чины КГБ, и ему ими мог быть прегражден путь в Россию…. Осторожность Успенскому приходилось проявлять постоянно и быть все время начеку.