Читать «Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.» онлайн - страница 32

Вот с этого, примерно, времени и начинается наш дестан.

Третья глава

Но вернемся в Ханабад, сказочный и одновременно реальный до боли зубовной. Туда, где миражи настолько проникли в жизнь, что трудно уже разобраться в началах сущего. Что было раньше: мираж или сама жизнь? Что по чему должно строиться: жизнь по планируемым миражам, или мираж все же есть мираж? Так сказать, зыбкое недействительное повторение реального мира. «Обманчивый призрак; нечто, созданное воображением, кажущееся». Так сказано о миражах в самых последних словарях…

Победный дебют сразу приобщил меня к практическому ханабадству. Я ездил в разные концы великой пустыни, составляющей девять десятых территории исконного Ханабада. На крайнем ее Западе обмелевшее, по невыясненным обстоятельствам, море превратило остров величиной с небольшое европейское государство в полуостров. Туда уже тридцать лет ездили посуху, но в секретариате «Ханабадской правды» мой репортаж оттуда упорно переделывали на «Остров четырех богатств». Там добывали нефть, озокерит, йод и бром.

— Постановления не было о полуострове, — объяснял мне секретарь редакции.

Побывал я и на колодцах крайнего Юга, где молчаливые люди неподвижно сидели на вершинах барханов и смотрели в белое от зноя небо. Вокруг, в низинах между барханами паслись овцы. Две громадные, с пудовыми челюстями собаки лениво поглядывали по сторонам: не появятся ли жилистые каракумские волки, одинокий барс или гепард. А еще плыл я по буйной, сумасшедшей реке, которая так и называлась в древности «Безумная» В просторечии ее звали грубым словом от присевшей на песок женщины, поскольку она разливалась беспорядочно по пустыне, смывая и унося с собой все попадавшееся на пути. Рванувшись на тридцать километров в сторону, она смыла как-то столицу целой автономной республики. Посередине пустыни купался я в озерах, из которых пили воду гоплиты Александра Македонского, а вокруг синели черепки еще не известных науке цивилизаций.

Но светлой мечтой был Канал, куда я стремился с самого начала. Казалось, там я постигну тайну происходящего со мной, с окружающими меня людьми, с самой природой вещей. Нечто мистическое содержалось в прямых и решительных линиях на карте, которыми исправлялось несовершенство природы. Одна за другой появлялись они между Балтийским и Белым морем-, рядом с Москвой, между Волгой и Доном. В порыве чувств хотелось взять линейку, выравнивать реки и берега морей, убирать горные хребты, чтобы можно было уже без всяких препятствий шествовать величавой поступью к сияющим вершинам. Они теперь так и назывались, пунктирные линии на картах — «великие стройки Коммунизма». А делалось все до гениальности просто. Здесь тоже вначале было слово: «Сталин сказал — и расцветут Каракумы!»