Читать «Охотник за тронами» онлайн - страница 202

— А как там, под Казанью? — тревожно спросил Волчонок.

— Толком не знаю, — ответил немец, — один гонец государю одно сказал, а следом за ним другой — совсем иное.

— Что так?

— А вот, пожалуй, послушай: пришли государевы воеводы под Казань, а татары на речке Букал построили фортецию. И в той фортеции засели. С ними вместе и казанский хан — Сафа-Гирей. В Казани войск было совсем немного, почти все засели в фортеции. И на вторую ночь после прихода, не знаю каким способом, фортецию, или по-русски, кажется, острог, захватил князь Овчина. Главного мурзу в бою убили, хан из острога убежал, и Овчина за ним погнался. Однако догнал или нет — не знаю. Обо всем этом рассказал государю первый гонец. Он же сказал, что, когда татары из острога побежали, казанские люди градские ворота распахнули и тоже из града побежали кто куда. А когда государь спросил гонца: «Вошли ли воеводы в Казань?», то гонец ответил: «Когда я отъехал, еще не вошли, а более я, государь, ничего не ведаю — ускакал наборзе». Через три часа прискакал второй гонец и сказал государю, что казанские люди ворота затворили и сели в осаду. Государь спросил: «Зачем мои воеводы в град не вошли, когда ворота были растворены?» Гонец принялся отговариваться неведением, причитая, что он-де малый человек. Тогда Василий Иванович распалился и велел гонца казнить смертию. Гонец, говорили мне, пал на колени и признался: в град не вошли оттого, что воеводы Глинский и Вольский три часа спорили, кому вместо первым и Казань входить. О ту пору черемиса на обоз напала и побила много народу, захватив семь пушек. И ныне воеводы под Казанью стоят, да достать ее уже никак не могут.

Гневен и грозен был Василий Иванович, но таким свирепым не помнил его ни один из царедворцев.

Всех воевод, кроме Глинского и Овчины, приказал метнуть в тюрьму, а Ваньке Бельскому отрубить голову. Если б не заступничество митрополита Даниила, так бы все и сталося. Но умолил великого князя богомолец, и уравняли колодника Ваньку Бельского с прочими вислоухими ротозеями, чьим небрежением и местничеством была проворонена Казань.

Однако хоть и впустую обернулся этот поход, — звезда Овчины продолжала сиять, а рядом с нею робко затеплилась еще одна, давно погасшая звездочка, робко мерцающий светлячок — планида Михаила Львовича Глинского.

В ночь на 25 августа 1530 года над Москвой разразилась невиданная гроза. Еще с вечера стали копиться густые тяжелые тучи чернее воронова крыла. Они шли низко, едва не цепляясь за маковки соборов и колоколен, окутывая город плотной жаркой пеленой, не пропускавшей нагретый за день воздух. И москвичам казалось, что не в сады, не на улицы и не в огороды вышли они вечером, а попали в тесную курную баню, где нет трубы и дым вместе с паром едва проходил через малое оконце. Когда смерклось, то совсем непонятно стало, отчего опустился мрак: то ли ночь наступила, то ли тучи вконец обволокли Москву?