Читать «Охота на труса» онлайн - страница 15

Другие воспитанники успели добраться до душевой.

О, это славное место, оплот бесхитростной конспирации! Здесь пробовали установить камеру, но воспитанники, едва достигнув половой зрелости, исправно замазывали объектив мыльной пеной. Кто-то садился на товарища верхом и дотягивался; когда же слезал, нижний успевал достаточно возбудиться, и начинались всякие непотребства. Воду делали погорячее, чтобы напустить больше пара. Самым неукротимым был Боваддин, и даже преподаватели ставили ему это в заслугу – Мандель, например, не скрывал своей осведомленности и подмигивал, когда рассуждал о естественной пылкости уроженцев южных стран. Дато ревновал к этой славе и соперничал с Боваддином, яблоком же раздора чаще всего выступали пухлый Джонни и Дима, развращенный неведомо кем. Отец Илларион потворствовал греху, ограничиваясь пустячной епитимьей, и в то же время проявлял к нему живейший интерес на исповеди.

Но сегодня юношам было не до забав.

– Рэзэрв? – приступил Дато к Диме. – Тогда пачему они молчат? Зачем скрывать?

Тот отвернул вентиль горячего крана. Зашумела вода, расползся туман.

– Может, еще не время, – прищурился Дима.

– Может, – подхватил Ибрагим, тряся бороденкой. – Только я думаю, что над нами ставят эксперимент. Вырастят, вскроют череп и посмотрят, что в нем такого гениального. Знаете, что может случиться после выпуска? Нас развезут по лабораториям.

– Тогда нам нужно опередить их, – сказал Иоганн. – Я согласен с Ибрагимом. Моего близнеца убили – он, очевидно, сбежал. И нас убьют, если придется. А потому…

Джонни выматерился.

Воспитанников не учили браниться, но они набрались этой премудрости у туторов, которые ругались между собой, как извозчики, когда воображали, будто их не подслушивают.

– Схожу-ка я в нужник за остатками книги, – откликнулся Ибрагим. – Нам уже нечего терять, наше дело запросто может оказаться пропащим. А дальше решим, как опередить эту сволочь и прижать ее к ногтю.

Глава седьмая

Отец Илларион обманчиво сонным взглядом рассматривал Марфу и Гопинат. Девицы стояли перед ним, понурив головы, и это казалось добрым знаком. Тикали ходики с кукушкой. Илларион обставил свою келью рядом предметов старинного обихода – возможно, ему хотелось подчеркнуть неразрывную связь с отеческими традициями, но было непонятно, для кого, поскольку воспитанникам было трудно сравнивать широко. А может быть, он искренне любил старину, а потому, кроме ходиков, держал сундук с одеяниями на разные случаи духовной жизни, рогатый дисковый телефон и закопченные образы с ликами неизвестно кого. Горела лампада. Над киотом, как занавеси, расходились рушники.

– Что дрожите? – ласково спросил отец Илларион. – Знает кошка, чье мясо съела. Покайтесь, барышни. Сорванцы они и есть сорванцы, но вы же будущие матери, жены, оплот рассудительности и благочестия. Муж – голова, а жена – шея. Благословенна жена разумная, страх Господень она прославляет. Уста свои открывает с мудростию и благопристойно. Откуда сие, Гопинат?