Читать «От Сталина до Горбачева. Воспоминания хирурга о власти в СССР» онлайн - страница 13

Конечно, у каждого рабочего на такой случай инструкция, но нужно, чтобы они не растерялись, сделали все как положено. И чтобы, боже спаси, не загорелась деревянная коробка здания.

В первый раз я тоже испугался, толку с меня было мало, в полутьме заблудился на лестницах, но все обошлось – ребята дело знали. Потом уже не боялся. Если сравнить с кровотечением при операции на сердце, такая авария – детская забава.

Освоение профессии прошло успешно и довольно быстро. Через пару месяцев я уже мог заменить любого из рабочих, исключая щитового монтера и машиниста – они не доверяли мне своих дел.

Кроме нас с Севкой были еще два сменных техника. Оба они практики, теорий не знали. Дружбу с ними не водил.

Моложе меня на смене были только зольщики. Все звали Колей и на «ты», но уважали. Наверное, за работу, за простоту без панибратства. Не знаю за что, спрашивать не приходилось.

Смена была хорошая. Старший кочегар Коля Михайлов, почти ровесник – сын эмигранта, поэтому Коля боялся, что чуть что – арестуют. Щитовой монтер, Захарин Григорий, забыл отчество, много старше меня. Биография интересная: в 1914-м удрал от войны на иностранный корабль, плавал по всему миру. Надоело, обосновался в Штатах, переменил много профессий. Поддался на советскую пропаганду и приехал «строить социализм». Потом проклинал тот день и час, а уж коммунистов поносил «от и до». Выглядел очень импозантно – лицо как у профессора, комбинезон светло-голубой с массой карманов и застежек, читал английские книжки.

Только один человек на смене меня полностью игнорировал – старик-машинист. Еще при Цусиме был машинистом на корабле. Лишь через год мне удалось заслужить его минимальное уважение: я пустил турбину после аварии, когда сам старик спасовал и отказался.

Мне удалось сплотить смену примерно за полгода. Потом до конца не знал забот, мог спокойно заниматься в своей конторке. Для этого не нужно всех гладить по головке и сюсюкать о личных делах. Матерные слова я знал с детства, но практику прошел на станции. Теперь без употребления лежат эти слова. Вернее, перешли во внутреннюю речь. Очень помогают при операциях и конфликтах.

Как гудок прогудит, смену сдали, все собираются в «красном уголке» на пятиминутку. Начальник скажет несколько слов о работе, разберет ЧП, если были, пожурит нерадивых, похвалит хороших.

Приятный момент на смене – еда. В полдень, а в вечерние смены – часов в шесть-семь заявлялся зольщик и спрашивал:

– Коля, небось за обедом сходить?

Ему доставляло удовольствие поболтаться по поселку. Иногда что-то перепадало в столовой, наших зольщиков там знали. Рабочим пищу не носили, буфета или столовой не было. Перерыв не полагался, ели тут же, где работают, чаще черный хлеб с кипятком.

Времена года очень отзывались на станции. Летом не работа, а удовольствие. Нагрузки маленькие: светло всю ночь, освещение не включают. Топлива избыток. Склад полон. Ходишь, бывало, по транспортерам, видно далеко, обдувает запахом древесины. На Севере тепло имеет особую прелесть, его все время ощущаешь как благодать. Но лето в Архангельске короткое – два месяца и снова пасмурно, тучи, дождь, холод. Зимой нам доставалось сполна – вечерний пик нагрузок и утренний пик. С трех часов и до восьми и утром – с семи утра до десяти – жмет диспетчер: давай 6000 киловатт! Турбины работают почти на пределе.