Читать «От полюса к полюсу» онлайн - страница 30

Елена Павловна Серебровская

подумай...» И Комаров думал ночь, думал день. А потом, не имея ни станка, ни настоящего

материала, делал из старых газовых баллонов или из жестяных коробок от пельменей

нужное приспособление.

Сомов и сам любил мастерить. Еще в 1946 году на ледоколе «Северный полюс», где

Сомов был заместителем начальника экспедиции по научной работе, он активно

участвовал в создании и испытаниях гидростатического мареографа для получения

сведений о колебании уровня моря, покрытого дрейфующим льдом. На ледоколе был

построен оригинальный тип мареографа, допускавший возможность работы с борта судна,

несмотря на его снос при дрейфе. Не сюда ли протянулась ниточка мыслей от наблюдений

Сомова за щепками на воде, о которых мы упоминали выше? Этот мареограф встретится

нам и в Антарктиде: в дневнике Первой Советской антарктической экспедиции 20—22

ноября сделана запись: «На припае у мыса Хмары М. М. Сомовым с помощью мареографа

осуществлены наблюдения над приливно-отливными явлениями».

Вместе с Комаровым Сомов на льдине сконструировал и построил дрейфограф —

автоматический прибор для непрерывной регистрации направления и скорости дрейфа

льдины. Правда, он не вполне удался и требовал доработки.

Годичный дрейф — впервые... Сколько еще нерешенных технических задач, сколько

приборов и устройств недостает и существует только в мечте, мыслях, в изобретательных

головах! Парторг СП-2 М. М. Никитин, вспоминая о дрейфе, рассказывает, что Сомов

призывал всех участников дрейфа активно заняться созданием новых устройств,

рационализацией процессов научных наблюдений. Была введена книга

рационализаторских предложений; на производственных совещаниях и в научных группах

Михаил Михайлович не уставал говорить о важности движения рационализаторов,

поощрял наиболее активных.

И вторую важную черту начальника станции отмечает Никитин: он превратил в

непреложный закон взаимную помощь и поддержку, о которой заговорили коммунисты.

Свободного времени па льдине почти ни у кого не оставалось, зато научная программа, как

правило, перевыполнялась.

Чем он их так покорил, этот Сомов? Откуда взялся у него непререкаемый авторитет?

Почему все его распоряжения выполнялись с такой готовностью? Молсет быть, он

завораживал своей железной волей, какой-то особой осанкой? Нет, все было много проще

и много сложнее.

Люди разных характеров и привычек, они прожили этот трудный год без мало-мальски

серьезных конфликтов. Были бескорыстно увлечены, захвачены делом, понимали смысл

своей работы. И все же есть основание думать, что 'превратиться в единую сплоченную

семью им помогла также и личность начальника экспедиции.

Сомову было 42 года, арктическое воспитание сам он получал уже добрый десяток лет.

Опыт помогал многое предвидеть, — товарищи это ценили.

Распоряжения Сомова были всегда обдуманны, основательно мотивированы. Хорошо

развитое чувство ответственности оказалось заразительным. Нормы, по которым он

спрашивал с других, он относил к себе самому в первую очередь.

В подобной экспедиции — уйма тяжелых работ. Одна подготовка аэродрома чего стоит!