Читать «От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский» онлайн - страница 164

Александр Александрович Бобров

Вот строки современника: «…Когда по убийственной дороге через предательские болота я добрался ночью в деревню Колбы, в низкой полесской хате при скудном свете керосиновой лампы была произнесена фамилия Блок. Был в военной форме дружины. Внутренняя жизнь горит только в глазах… Мы строим окопы, блиндажи – всю сложную систему большой оборонительной позиции. На работу выезжаем по несколько человек верхом. Блок ездит великолепно. Один раз Блок сдается на уговоры прочесть стихи. В полесской хате звучат вдохновенные слова, произнесенные неровным, глухим голосом… Иногда где-то преподает. Пишет ли? Вероятно, в одиночестве ищет душевного равновесия… Общество наше довольно странное: рядом с поэтом Блоком молодой, симпатичный еврей-астроном И.И. Идельсон, талантливый архитектор Л.И. Катонин, потомок композитора Глинки К.А. Глинка (интересно, в российской воющей армии сегодня могут сойтись такие люди? – А.Б.)… На службе Блок – образцовый чиновник. Он может теперь влиять на улучшение быта рабочих и делает это с усердием. Неслыханно аккуратен и симпатичен. Когда это вызывает удивление, говорит: “Поэт не должен терять носовых платков». Эти точнейшие наблюдения взяты из воспоминаний Владимира Францовича Пржедпельского (литературный псевдоним – Владимир Лех. Поэт, журналист, сослуживец Александра Блока по 13-й инженерно-строительной дружине).

Теперь несколько сокровенных дорожных раздумий. В дружине Блок провёл в общей сложности около семи месяцев. Меня всегда поражало, что в учебниках даже для ВУЗов весьма скупо отражено участие поэта в Первой мировой войне. Вот беру один из них, там – всего лишь четыре строчки: «Летом 1916 года он призывается в армию в качестве табельщика одной из строительных дружин и направляется на фронт, где, по его словам, живет «бессмысленной жизнью, без всяких мыслей, почти растительной». Ну, написал под настроение и что? Если бы все наши авторы учебников служили по-настоящему в армии, с марш-бросками, караулами и ученьями, они бы по себе знали, какие мысли порой приходят от усталости и тоски. Но вот как он записал в дневнике об этом времени на некотором расстоянии и спокойно – «об этих русских людях, о лошадях, попойках, песнях, рабочих, пышной осени, жестокой зиме… деревнях, скачках через канавы, колокольнях, канонаде, грязном бараке» и сопроводил всё это перечисление неожиданным возгласом: «Хорошо!». Здесь, в прифронтовой обстановке, он увидел многоликий народ, обострённей понял переломное время, здесь же застала его весть о февральской революции.