Читать «Особые обстоятельства (Рассказы и повести)» онлайн - страница 4

Авенир Донатович Крашенинников

А навстречу — казачьё! Кони — в струну, шашки — оскалами, погоны и брови — углами: с визгом, с плачем понеслось на нас времечко, проклятое отцами и дедами. Тачанки рассыпало веером, свинцом да сталью вжарило по нашим картузам. «Ура-а!» — кричало. И мы кричали: «Ура-а!». И как две «уры» схлестнулись, ударили грудь во грудь, какое из них осилит, попробуй-ка угадай. Осилило большевистское, взяло рабоче-крестьянское — земля и заводы наши с нами кричали: «Ура!».. Так вот мы откуда начали землю свою защищать.

Тихим поклоном кланяясь времени ушедшему, стал за столом призадремывать мирным сном солдат.

Вот гудок помычал: спросонья опробовал зык и, почуяв опору и крепость, весеннему утру запел побудку. И проснулся солдат, будто чистой водою омыт, из белой постели восстал. Видит: в выцветшем платье, в глухой косынке жена; сын в его кепке промасленной, в его пиджаке порыжелом; дочка в старенькой кофте — у зеркала прячет волосы под берет. И какой-то знакомый до щеми в комнате запах. Нет, не так они пахли, осколки в кипящем снегу, и железо, горящее, словно дрова, и натруженный ствол автомата — не так они пахли. Этот запах завода, этот запах металла, прогретого бегом резца и глубинными токами доброй работы, вдруг наполнил всю душу солдата, до самого горла поднялся.

А над городом вешним вполнеба светила заря-заряница, и в плотинных прудах вода помаленьку светлела. И стоял солдат посредине рабочего люда, озаренный лучами восхода. И увидел солдат свой давнишний «дип», свой станок — в паутинках усталости, в желтизне изнурения, и услышал:

«Товарищ, наконец-то тебя я дождался. Помнишь, пели ремни, стружка радугою витою весело так вызванивала? А потом ты обиходил меня мягкой ветошкой, подержал ладонь на плече моем и ушел… Ребятишки, подставив деревянные ящики, поднимались ко мне. Женщины плакались мне тайком. И трясся я от боли их, от усталости их. Я всего лишь стальной, а много ли выдюжит сталь? И пора мне на отдых скоро, и другой заменит меня. Ты ж запомни: никто, не проживши с твое, никто, не любивши с твое, все, что ты не доделал, не доделает за тебя…»

И какой-то сосновый бор выстроил перед солдатом стволы, и какая-то женщина молодая девочку за руку привела, и какое-то поле в золотистых ворсинках стерни просторно легло, и с надеждою старая мать глядела в осеннюю дымку дороги. И мгновенная вспыхнула в небе рассветном звезда…

И под голос гудка, заревому поющий небу, тихо женщина сыну и дочери проговорила:

— Мне приснилось, будто вернулся отец.

II

Бор сосновый в полуденном зное стоял, подымая стволы к самой макушке лета. Под ногами хрустело, пружинило, и ладони слышали, как благодатные соки шли по тайным путям от корней до самого неба, где на шапке лохматой кроны облако свило гнездо. И на тонкой загаром облупленной коже сосны каплей меда насквозь живица мерцала. Будто сизую дробь-картечь изумленный охотник рассыпал — на столетних своих корешках, на листочках лежала черника.

Торжество тишины оглушало, и солдат, сосновый ствол погладив, отступил и зажал ладонями уши. И когда он ладони отнял, где-то дятел трижды простукал, и бор протяжно вздохнул и промолвил протяжно: