Читать «Осколки безумия» онлайн - страница 169

Больно сжал мою грудь, жадными пальцами, его дыхание участилось, а я просто тихо всхлипывала в бесполезных попытках отбиться от него, от собственного бессилия. Наконец-то Ник справился с моим платьем, раздвинул мне ноги. Посмотрела в его бледное, искаженное похотью и яростью лицо и задохнулась от жалости к нам обоим. Мы на дне, в бездне…опять…Он делает это с нами снова. Насилует меня. Мы идем по второму кругу этого ада и я уже никогда не соберу себя по кусочкам. Я заплакала, громко, навзрыд, закрывая лицо руками, ожидая неминуемого вторжения. Вряд ли мои слезы помогут, он обезумел и ничего его не остановит. Я помню, как это было в прошлый раз. Разве что в его руке нет больше плетки. Но она и не нужна. Я и так истекаю кровью.

— Ты забыл свой кнут, — прохрипела я, глядя ему в глаза, сквозь туман, чувствуя полную опустошенность, — только в этот раз убей, пожалуйста…надеюсь тебе не помешают.

Он замер, зрачки расширились, словно услышал, то что я сказала…или еще что-то помешало, но его пальцы сжимающие мои бедра, медленно разжались

И в этот момент раздался резкий звук, он нарастал из ниоткуда, похожий на вой сирены, на потолке замигала красная лампочка.

— Твою мать!

Ник соскочил с постели, на ходу застегивая ширинку, тут же в комнату ворвались охранники, а я забилась в угол постели, содрогаясь и всхлипывая, задыхаясь от рыданий, разрывающих изнутри, захлебываясь слезами.

— Что происходит, Серафим?

— Проникновение на территорию. Проверяем. Похоже, что ликаны.

Повернулся ко мне, потом снова к Серафиму.

— Спрячь ее. Ты знаешь куда. Отведи в безопасное место. Головой за нее отвечаешь. Понял?

Подошел ко мне, одернул платье, поднял на руки. Это были мгновения, когда внутри все переворачивалось и болело, когда корчилась в последних судорогах моя любовь к нему, умирая. И в этот момент он вытер слезы с моей щеки большим пальцем. Я распахнула глаза и посмотрела на него. На секунду исчез холодный блеск и безразличие, на считанную секунду, но достаточно для того чтобы мое сердце забилось снова. Медленно, как после клинической смерти. Между его бровей пролегла складка и он сжал челюсти, а потом отдал меня Серафиму.

— Хоть волосок упадет с ее головы — сдохнешь, — и добавил уже совсем другим тоном, — наши тебя линчуют. Дочь Воронова это наш шанс на победу.

24 ГЛАВА

Вы так долго оставляли меня одну бороться со смертью, что я чувствую и вижу только смерть! Я чувствую себя как сама смерть!

(с) Эмили Бронте. Грозовой перевал

Шли часы, или минуты, или секунды. Я потеряла счет времени. Просто смотрела в одну точку и раскачивалась из стороны в сторону, как маятник. Меня не покидало ощущение, что это начало конца. Слишком много смерти и боли. Настолько много, что наверное я никогда не смогу этого забыть. Остатки гордости и самоуважения остались где-то на дне всей той грязи, что я видела, и сожаление. Я не смогла его удержать. Он прав. Глупо было рассчитывать, что он станет моим навсегда. Получить эту шаткую уверенность в нашей любви, в том, что мне удалось то, чего никому не удавалось — укротить Николаса Мокану. Какое горькое заблуждение. Его не исправит никто и ни что. Даже дети больше не имеют значения. Ни одной ценности, которая могла бы остановить это безумие. Там снаружи слышались голоса, крики, топот ног, выстрелы. Мне было все равно. Я только думала о детях и Кристине с Габриэлем. О своей семье. Я старалась не думать о Нике. Отключится, но не получалось. Каждая мысль о нем причиняла дикую боль, невыносимую. Нет, это не ревность, не чувство, что меня предали. Это опустошенность и отчаяние. Возможно, меня не поймут. Мне не было больно от того что я видела его с другими женщинами, мне даже не было больно от того что их было настолько много. Можно сказать наоборот, именно количество и стирало рамки моего восприятия. Я не могла назвать это изменой. Это больше чем измена. Полное отчуждение, потеря уважения. Его уважения ко мне, как к матери своих детей. Ревновать к безликим многочисленным любовницам, которые поплатились жизнью за минуты наслаждения в его объятиях — это ниже моего достоинства, скорее я их жалела и в то же время завидовала им. Он не мучил их так долго как меня, не истязал и не убивал их душу. Меня же он выматывал морально, выжимал, ломал, топтал. Но даже не это сводило с ума. Убивало другое — он позволил себе пасть так низко, откуда ему уже не подняться. Нет, не в моих глазах, а в его собственных. Я слишком хорошо его знала. Для меня он по-прежнему оставался моим Ником. Моим мужем. Отцом моих детей и единственным мужчиной. Первым и последним. Я никогда и никого не смогу полюбить так, как люблю его. Это невозможно. Кто хоть раз испытал на себе страсть Николаса Мокану — стал рабом. И нет таких сил, такого лекарства способного излечить от этой болезни. Я наверное конченная мазохистка, но это моя боль, я ее выбрала, я согласилась и я пришла к нему и прихожу снова и снова. Иду за ним как за вечным адским огнем, сгораю, поднимаюсь, и снова иду. Туда, в его тьму. Только вернется ли он в этот раз обратно? Или уже нет дороги назад?