Читать «Опять о Некрасове!» онлайн - страница 3

На это я скажу следующее.

28 декабря, в 8 часов вечера, я, нижеподписавшийся, вместе с толпою других, знавших Некрасова при жизни, – был в его квартире на панихиде. Комната была набита битком – и кого-кого только здесь не было!.. Литераторы, охотники и игроки – вот категории, на которые можно было подразделить всю массу посетителей, – не говоря о толпе «просто» почитателей, о массе молодых людей, мужчин и женщин… Некрасов, исхудалый до невероятности, лежал мертвый, бездыханный, закинув почти навзничь измученное лицо свое, на котором как бы покоилось выражение «другого мира», чего-то совсем нездешнего, чужого… Он точно был объят чем-то до того «иным», какой-то такой, никому непостижимой, да и ему непонятной, но поглощавшей его заботой, – что, казалось, именно только потому и не мог слышать того, что кругом его делалось… ведь трудно, по крайней мере на первых порах, убедиться, что вот этот труп, ваш близкий, знакомый, родня… не слышит, не спит… Не умев отделаться от этого неосновательного впечатления, я невольно спрашивал (не знаю, не то себя, не то Некрасова), неужели он не слышит толков и пересудов, которые идут вокруг него?.. А толки шли: и к какой бы из названных трех групп – литераторов, охотников и игроков – вы ни подошли, в каждой группе говорят о каком-то другом Некрасове, вовсе не таком, о каком говорят в других. В одной группе он литератор, поэт печали, наша изболевшая общественная совесть, в другой он богач, тысячник, человек, живущий на широкую ногу; тут идут расспросы о его состоянии, высчитывают выигрыши, проигрыши; в третьей группе он раб страстей, человек удачи, ловкости, наживы и т. д.

Но достаточно было взглянуть на всего Некрасова, останки которого, отданные смерти, лежали перед вами, достаточно было соединить воедино все составные части, на которые делили его суждения кружков, чтобы вместо этих, дурных и хороших, кусков из Некрасова вышла большая, замечательная фигура, так как даже и куски-то Некрасова по объему очень велики…

Я на все бесполезно дерзал, —

сказал он в одном из своих стихотворений, – и с точки зрения этого «дерзания» Некрасов куда выше своих погодков, далеко не на все и далеко не дерзавших, хотя и одержимых теми же самыми нравственными несовершенствами, как и Некрасов. Не дурные страстишки, а «страсти», быть может также иной раз не особенно доброкачественные, «обуревали» его. Он «не приволакивался», «не улепетывал», как улепетывали «холоднокровные» гг. Рудины всех сортов при роковых результатах своих подзадоривающих на страсть глагольствований, – а отдавался страсти, не помня себя, не умея сдержать себя, несся в бездну ее и потом рыдал от жгучей боли… «Он по целым ночам, – говорили в кругу игроков, – высиживал за картами, не вставая, не разгибаясь…» Опять-таки тут видна сила страсти, не похожая на желание губить время за зеленым столом и уйти в одиннадцатом часу домой с приятным сознанием выигрыша… Словом, что ни тронешь в Некрасове – везде сила и страсть, силы добродетелей, пороков, ума, сердца – все в больших, сильных размерах – и все вместе – один Некрасов… Правда, вокруг Некрасова носятся какие-то, как говорит он сам в одном из последних стихотворений, «дорогие тени» людей, портреты которых на него Укоризненно смотрят со стен.