Читать «Операция «Примула»» онлайн - страница 307

Буало-Нарсежак

Вскоре под нажимом Арманды я взял длительный отпуск и окунулся в политику. Вначале я колебался между радикалами и партией МРП. Но в конце концов выбрал последнюю. Почему? Мне казалось, что я буду меньше чувствовать свою вину, если присоединюсь к народной партии, если буду служить ее делу со всей преданностью, на какую только способен. Положение у меня было очень солидное. Я был известен своею умеренностью, а по тем временам это качество весьма ценилось, ведь страсти все еще кипели. 21 октября 1945 года меня избрали депутатом от Пюи-де-Дом.

Я с величайшим старанием принялся за дело. Нам пришлось переехать в Париж. Вот почему мы поместили тебя в интернат. Судя по всему, ты никогда не сердился на нас за это, впрочем, Арманда часто навещала тебя, и все-таки я благодарю тебя, мой маленький Кристоф. С этого момента Арманда решила, что я непременно должен стать министром. А почему бы и нет, в самом деле? Другие члены парламента, чуть постарше меня, уже занимали командные посты. И обладай я умением если уж не вести интригу, то, по крайней мере, ловить удобный случай, я очень скоро сумел бы добиться завидного положения. Но я к этому не стремился. Вернее, запрещал себе питать надежды. Я считал, что не имею на это права, и ты понимаешь почему. Меня вполне устроил бы пост председателя какой-нибудь комиссии, но не более того. Арманда была в ярости.

«У тебя есть все, чтобы преуспеть, — говорила она. — Ты выдержал конкурс. Умеешь хорошо говорить. Твоим заслугам в Сопротивлении многие завидуют. Так почему же ты сидишь в своем углу? Пора встряхнуться. Сделай это ради меня». Так, по злой иронии судьбы, я переживал то, что довелось пережить в свое время Плео. Только он наотрез отказался следовать путем, на который его толкали. А я пытался лавировать. Отговаривался отсутствием опыта. Пробовал растолковать ей, что члену парламента, если он хочет быть на высоте, необходимо разбираться в самых разнообразных и трудных вещах: в экономике, в финансовых и правовых вопросах. На это она возражала мне, что существует министерство национального просвещения, а уж это мое прямое дело.

Иногда я просыпался ночью и без всякого снисхождения требовал у себя ответа. Да, Арманда права. Мои заслуги вполне реальны. Мне нечего стыдиться их. Почему же в таком случае я всегда испытывал смущение, если кто-нибудь из коллег с подчеркнутым уважением обращался ко мне или если какой-нибудь привратник кланялся с особым почтением? А дело объяснялось просто: мне не давал покоя Плео. Стоило его кому-то узнать — это было маловероятно, но вполне допустимо, — и новость, передаваясь из уст в уста, в конце концов достигнет Франции, обрушившись, словно бомба. Если бы у меня хватило благоразумия остаться учителем, потери были бы невелики. Ну, а теперь? На том посту, который я занимал! Думается, не было утра, когда бы я не вставал с мыслью: «А что, если это случится сегодня?» И день мой был отравлен.

Между тем время шло. Политическая борьба все более захватывала меня. Арманда помогала мне всеми силами. Она вела мои секретарские дела, так как молодой человек по имени Пьер Белло, которого я нанял, оказался не на высоте. Такое товарищество хотя и раздражало порою, но, если вдуматься, имело свои положительные стороны. Могу признаться тебе: мы никогда не были пылкими любовниками. Для этого Арманда была чересчур рассудочной, ей не хватало чувственности. Зато она обладала здравым смыслом, и ее мнение часто было весьма полезно мне. В работе мы всегда ладили, за исключением тех случаев, когда она бралась решать за меня. В пятьдесят первом году я выставил свою кандидатуру в Париже и был избран. Именно тогда, если ты помнишь, мы поселились на авеню Бретей. Ты только что получил аттестат. Успех сопутствовал нам, ибо примерно в это же время я вошел в правительство Плевена в качестве помощника министра по вопросам изящных искусств. Пост этот вполне устраивал Арманду. То было начало волнующей светской жизни. Писатели, на которых прежде я смотрел издалека, да еще с каким почтением, теперь пожимали мне руку со словами: «Дорогой министр». Арманда умела устраивать приемы. Ее салон посещали журналисты, как правых, так и левых убеждений, писатели, мои коллеги, приходившие к нам обедать и запросто обсуждавшие дела страны, поэтому, выкуривая перед сном последнюю сигарету, Арманда, случалось, говорила мне: «Это правда, что Лагард рассказывает об Аденауэре?» или же: «Я вполне представляю себе Фуко во главе „Комеди Франсез“.» Она принимала активное участие в выборах в академию, со страстью защищая того или другого, отмечая, что во время войны этот не отличался храбростью, а тот, кто, возможно, менее талантлив, был угнан в Германию. Она ни разу не упустила случая упомянуть в беседе: «Когда мой муж был в маки… Когда меня разыскивало гестапо…», так что нас стали считать своего, рода арбитрами в делах Сопротивления. Если бы тогда ты последовал нашим советам, то окончил бы юридический факультет, и Арманде ничего не стоило бы пристроить тебя в какой-нибудь министерский кабинет. Но нет! Ты всегда поступал по-своему, и теперь я этому рад. Скандал не коснется тебя… Да, Арманду наградили орденом.