Читать «Операция «Жизнь» продолжается...» онлайн - страница 49

Аркадий Бабченко

Лопатин решил перевезти семью в Россию. Благо в Москве жил командир его батальона полковник Борис Апаринцев.

Каждый раз, вспоминая о нем, Юрий Тимофеевич произносит одну и ту же фразу:

— Когда командир полка вручал ему орден Александра Невского, весь полк был построен в каре. И он вызвал Апаринцева в середину, чтобы все видели и слышали, протянул орден и говорит: «Скромнейшему из храбрейших, храбрейшему из скромнейших!» — Указательный палец Лопатина взлетает вверх, как у кролика из мультфильма про Винни Пуха.

Для него это очень важно — «скромнейшему из храбрейших».

Борис Апаринцев и приютил у себя Лопатиных. Когда-то в этой маленькой квартире была коммуналка и Апаринцев занимал в ней одну комнату. А еще раньше здесь был флигель для прислуги в одной из московских усадьб.

Несколько лет жили вместе; вместе и ходили по инстанциям, обивали пороги. Кроме удостоверения беженца у Лопатиных не было никаких документов. С развалом Советского Союза их паспорта вдруг стали недействительны и ветеран-разведчик превратился в бомжа. Без гражданства, без документов, без прописки, без медицинской помощи, без квартиры и без средств к существованию. Ему даже пенсию не выплачивали.

— Я не какая-нибудь шушера подзаборная, кого страна будет стесняться! Я кандидат технических наук. У меня тридцать семь научных трудов! У меня двое сыновей с высшим образованием, компьютерщики! На обучение каждого государство потратило пять лет и черт его знает, сколько денег, — кричит Юрий Тимофеевич, и его палец вновь буравит потолок. — И мы тут никому не нужны! Государство торгует гражданством, как пирожками. Вот-вот, смотрите, — протягивает он мне аккуратно сложенную газетную заметку. — Вот послушайте, как получают гражданство. Вот: на одном квадратном метре было зарегистрировано — сядьте, а то упадете — пятьсот азербайджанцев! Мне каждый раз говорят: дед, ну что ты гоношишься? Пятьсот долларов — и паспорт твой. А где я возьму пятьсот долларов? На четверых это две тысячи, для меня это немыслимая сумма. И потом, почему я должен платить? Это моя страна, почему я должен платить?

Он смотрит на меня в упор. Глаза его горят.

— Нас, беженцев из бывших республик, попросту выкинули на помойку… Старшему сыну уже раз десять предлагали ехать в Штаты — там он нужен, там его голова ой как ценится. А тут — нет. Но почему мы должны уезжать? Здесь моя Родина, здесь лежат мои фронтовые товарищи, я воевал за эту землю, почему я должен уезжать?

Юрий Тимофеевич вдруг замолкает. Взгляд его тяжелеет, становится рассеянным.

— Пять лет назад Боря Апаринцев умер. У него начались сильные боли…

О том, как умирал его фронтовой друг, Юрий Тимофеевич рассказывает очень тяжело. С долгими паузами. Палец над головой больше не взлетает.

— Он был ранен, с войны у него в спине — в позвоночнике — сидел осколок. Каждый шаг причинял ему острую боль. А подниматься сюда, в эту квартиру, на второй этаж, для него было просто невыносимо. Понимаете? Сходить за хлебом или за пенсией было пыткой. Он просил дать ему однокомнатную квартиру или комнату в коммуналке в любом районе Москвы, но на первом этаже или в доме с лифтом! Не дали.