Читать «Одиннадцать тысяч палок или любовные похождения господаря» онлайн - страница 50

Гийом Аполлинер

        Причиной всему, конечно, послужил избыток нежности. Когда убили моего отца, а мне тогда, как я припоминаю, было пятнадцать лет, первый раз в жизни испытал я по поводу его кончины наслаждение. Потрясение и ужас заставили меня спустить. Моя мать сошла с ума,

 и когда я ходил навещать ее в приют для умалишенных, я дрочил, слушая, как она омерзительнейшим образом несет околесицу, поскольку она считала, что превратилась в отхожее место, и описывала сравшие в нее воображаемые жопы. Приходилось запирать ее в те

дни, когда она воображала, что яма в ней оказывалась переполнена. Она становилась буйной и громогласно требовала, чтобы золотари ее опорожнили. Я едва мог все это слушать. Она меня по-прежнему узнавала.

—   Сынок, — говорила   она, — ты   разлюбил   свою   матушку,   ты ходишь в другие нужники. Присядь же на меня и высрись в свое удовольствие. Найдешь сортир себе другой ты, но мать на свете лишь одна. Да, еще не забывай, сынок, яма уже полна. Вчера торговца пивом, который зашел в меня посрать, мучил понос. Я полна под завязку, мне больше ничего не вместить. Позови поскорее золотарей.

        Поверьте мне, сударь, я испытывал сильнейшее отвращение, а также и огорчение, ибо боготворил свою матушку, но в то же время я чувствовал невыразимое наслаждение, слушая эти омерзительные речи. Да, сударь, я наслаждался, дрочил и трухал.

        Я пошел в армию и, благодаря своим связям, остался служить на севере. Я часто навещал семью обосновавшегося в Архангельске протестантского пастора, он был англичанин, и у него росла дочь — столь восхитительная, что все мои описания могут разве что вполовину дать вам представление, какой красавицей она была на самом деле. Однажды мы танцевали с ней на семейной вечеринке, и после вальса Флоренс как бы случайно провела ручкой у меня между ног и спросила:

—   У вас стоит?

       Она заметила, что я пребывал в состоянии мучительной эрекции, но, тут же улыбнувшись, добавила:

—   А я, я тоже вся мокренькая, но отнюдь не в вашу честь. Я спустила из-за Дира.

       И она с нежностью устремилась навстречу Диру Киссарду, норвежскому коммивояжеру. Какое-то мгновение они обменивались шутками, потом начался новый танец и, обнявшись и не спуская друг с друга влюбленных глаз, они забыли об окружающих. Я терпел смертные муки. Ревность изгрызла мне сердце. И если Флоренс была для меня желанна, желал я ее несравненно сильнее с того самого дня, когда узнал, что она меня не любит. Я спустил, глядя как она танцует с моим соперником. Я представлял их себе в объятиях друг друга, и мне пришлось отвернуться, чтобы никто не заметил моих слез.

       Тогда, побуждаемый демоном вожделения и ревности, я поклялся себе, что она станет моей женой. Были у Флоренс некоторые странности: она говорила на четырех языках — французском, немецком, русском и английском, не зная, на самом деле, ни одного из них, и жаргон, которым она обходилась, нес на себе некий отпечаток дикости. Я же сам отлично говорю по-французски и досконально знал французскую литературу, особенно поэзию конца XIX века. Я сочинил для Флоренс стихи, которые сам называл символическими, на самом деле, они просто-напросто выражали мою тоску.