Читать «О чем говорит писатель» онлайн - страница 20

Уильям Сароян

Ну так вот, Джон Гарфилд умер лет в сорок, на вершине своей сенсационной карьеры киногероя; писатель, которого не припомню как звали и которому тогда, в нашу первую встречу, было тоже что-то около тридцати, исчез куда-то бесследно, как провалился, что, кстати скажу, не лучше, чем умереть. И появилось с тех пор много новых поэтов, и новых актеров, и писателей-рассказчиков, и каждый из них в своей сфере занял определенное место — новые поэты шли следом за Эзрой Паундом, Т. С. Элиотом, Уильямом Карлосом Уильямсом и Уоллесом Стивенсом, новые актеры занимали свои места рядом с Кларком Гейблом и Хэмфри Богартом, Джеймсом Кэгни и Полем Муни, Спенсером Трейси и Кэри Грантом, новые писатели-рассказчики появлялись и шли вослед Эрнесту Хемингуэю, Скотту Фицджеральду, Уильяму Фолкнеру, Морли Каллагану и Стивену Винсенту Бенету.

Короче говоря, была и оставалась Америка. Была Америка наивная, или Америка в неведении, или Америка смятенная и растерянная. И всегда, как ни поворачивалась бы история нации и что бы ни происходило в Европе и Азии и кто бы ни приходил, кто бы ни уходил, в прессе неизменно сообщалось что-то о Сэндберге, и тут же бывала какая-нибудь фотография, и это напоминало мне о счастливых часах, проведенных вместе с тобою когда-то давно летним днем и вечером в Сан-Франциско.

Ты играл на гитаре, пел «Голубого мотылька», записывал свои пластинки, ездил в Нью-Йорк, ездил в Голливуд, давал интервью корреспондентам газет и журналов — и при всем при этом ты завершил еще и работу над монументальнейшим жизнеописанием Авраама Линкольна.

В те дни как раз, когда ты только что закончил свой колоссальный труд, я посетил тебя в твоем доме недалеко от Чикаго, в Харберте, на озере Мичиган. Вечером мы вышли с тобой и, прогуливаясь, пошли к соседям, где собрались гости — человек, наверное, тридцать. Собравшиеся были люди самого разного возраста, и все они чувствовали себя прекрасно — оживленно болтали, пили и веселились, и крутили пластинки на полную громкость, — и ты сидел среди них, наверно, очень усталый после десятка лет тяжелейшей работы над биографией одного из самых сложных американцев, и несмотря ни на что ты был среди этих людей как один из них, как самый обыкновенный, самый что ни на есть простой человек, и все так же небрежно спадали тебе на лоб две пряди твоих неприглаженных, непокорных волос.

Молоденькая девушка, видимо еще школьница, подошла к тебе с книгой «Народ, да» и попросила, чтобы ты сделал на ней надпись. Ты сделал надпись со всею серьезностью и старательностью, придавая ей тем самым как можно больше значения.

А потом ты раскрыл надписанную книгу на первой странице и начал читать вслух.

Девушка слушала, не отрывая от тебя глаз, я тоже слушал, кто-то выключил проигрыватель, все вокруг с восторгом смотрели на тебя и слушали, все были тронуты, все думали, что очень любезно с твоей стороны не только прийти и провести с ними вечер, но еще и почитать им свои стихи. Им до смерти хотелось устроить тебе овацию, их руки только и ждали того момента, когда ты окончишь свое чтение.