Читать «О деревенской бабе» онлайн - страница 4

Георгий Дмитриевич Гребенщиков

 Когда же наложены венцы - тут уж всякие рассуждения немеют, и жена становится безропотной рабыней своего благоверного, а благоверный с момента женитьбы почему-то считает своей обязанностью быть как можно грубее к своей жене и называет ее непременно так: "Эй, ты, баба!..", "А ну-ка, стряпка, тащи напиться!" И признается большой лаской, если муж, иронически улыбнувшись, промолвит жене: "Эй, ты, едрено масло!" Или, когда молодая жена старается поиграть с мужем: "Куда ты, шлюха, лезешь! - и увесистый шлепок по мягкому месту свидетельствует мужнину ласку, а жена, почесавши больно ударенное место, рада, что муж удостоил ее этим "любовным" ударом. Одним словом, женатый парень имеет неограниченную власть над своей женой и каков бы он из себя не был, а все-таки молодая жена старается во всем угождать ему, слушаться его, как отца родного и бояться как огня...

 Мне приходилось наблюдать массу и таких случаев, что сын деревенского богатея, плюгавенький мальчонка, лет 18-ти, не имеющий не только усов и бороды, но даже и ростом-то "аршин с шапкой" женится на здоровой, полной и нередко красивой девахе, лет 20-ти. И если бы ты видел, читатель, как смешно он командует своей женою, единственным существом в мире, которое его слушается и над которой он изливает всю свою глупую и необузданную власть. Он еще и нос-то свой не научился хорошенько вытирать, а, сидя за столом, маленький, сердитый, с навешенными на глаза волосами и почесываясь, скверненьким баском приказывает: "Принеси-ка, Маланья, напиться!". Та приносит и подает. Он не берет и свирепо спрашивает: "Кому подаешь?". "Напейтесь-ка, Мартын Савелыч!.." -- терпеливо и смущенно поправляет свою ошибку жена. "То-то же!.." - рычит супруг и начинает пить. И Боже тебя, читатель, сохрани подумать, что это шутка. Нет, это не шутка, это упражнение в издевательстве над женою... И жена терпит, она даже весела, беспечна и суетливо трудится, за всеми ухаживает, потому что знает, что так надо... Да ведь это еще не все: ведь есть свекор, свекровь, золовки и деверя, которым также нужно воздавать должное, перед которыми также нужно унижаться и все время работать, за четверых, не разбирая ни поры, ни время, не зная ни сна, ни отдыха, ни праздника, ни непогоды: молода, здорова и валяй во всю моченьку...

 Но вот прошел год, запищал первый ребенок, появилась люлька, и на второй день после родов встает с одра бледная, испитая женщина, стыдящаяся своей слабости, а потому боящаяся показать ее и даже не перевязавши живот, она метет пол, доит на стуже корову, таскает в избу дрова и воду... Привязывается нездоровье, медленно надрывающее и подтачивающее ее сильный и могучий организм... Чувство матери усугубляется тяжелым беспрестанным трудом. Долг к мужу, к свекру и свекрови, их упреки и строгость, из нее делают какую-то чудовищно-терпеливую рабыню, похожую на выносливую лошадь, и она "нянчит, работает и ест"...

 Что же вы думаете, она и с этим смиряется, потому что везде так: и свекровь так же жила, и ее мать, и живут ее подруги... Она не унывает, даже характер ее становится смелее, слова резче, к детям она относится равнодушнее, а работа входит в привычку, в потребность... Есть у нее только одно бабье горе, да и то она никому не говорит, кроме, разве, своей родной матери, к которой иногда украдкой сбегает поплакать... Другому она никому этого горя не скажет, а ее семейные хоть и знают его, так тоже рассказывать о нем не в их интересах... Горе это вот такое: муж ее совсем на нее волком смотрит, и, как говорится "встала - не хорошо, пошла - не хорошо!". Испечет ли неудачно хлеб, -- возьмет муж ее за косы, ударит об пол и напинает каблуками. Опоздала ли на пашню - возьмет ременные вожжи и начнет пороть, приговаривая красноречивую мужицкую ругань; легла ли ночью спать - заскрежещет муж зубами и так нащиплет все и без того одрябшее бабье тело, что багровые синяки по неделям не сходят... И плакать не смей, ведь! За то, что по своему бабьему бессилью, плохо завязала сноп или второпях сломала глиняный горшок - муж больно, больно прибьет, а едучи в деревню заставит песни петь... Вытрет баба слезы, через силу горько улыбнется и, подавивши всякое человеческое чувство в душе своей, затянет песню... И люди видят, что баба весела, расторопна, терпелива... А годы идут. Ребятишки с каждым годом прибавляются, как грибы растут, белокурые, грязные, с оборванными, заскорузлыми от слюней рубашками... И некогда настолько, что иногда баба жнет в знойную летнюю пору, вся в поту, в пыли и, зачуяв внезапно появление нового ребенка, идет за кучу снопов и тут разрешается от бремени... Этих случаев очень много и только, вероятно, благодаря очень крепкому природному организму, редко случаются несчастья, последствием которых бывает смерть матери... Большею частью все сходит благополучно, и сама мать с успехом исполняет обязанности своей "повитухи".