Читать «Ночь непрощения» онлайн - страница 2

  Скульптуры ждали его, как дети. Обнаженные дриады с фонариками в руках, высокие, в полчеловеческого роста кенгуру, садовые гномы всех мастей, жирафы с тонкими пятнистыми шеями. Пастушок, играющий на дудочке… Пока один. Если получится продать, Эгон наделает таких еще. Почти все фигуры выструганы из мягкого дерева - липы или ольхи - из цельного куска, иногда со светлыми или темными вставками. Для отделки он брал сосну, яркую и солнечную, кружевной клен, маслянисто–коричневый дуб, золотисто–лимонный барбарис, розовый ясень, красноватые акацию или карельскую березу, темно–красную вишню или волнистую, с легким фиолетовым оттенком сирень.

  Слушая вполуха нестройный речитатив - песню для Ханны Кухенберг - Эгон двинулся по мастерской, здороваясь с каждым своим питомцем. Он чувствовал себя хирургом, который осматривает больных, нуждающихся в нем, доверенных его скальпелю. Некоторые были уже здоровы, то есть совершенны.

  Эгон обошел круг и остановился перед двумя собаками. Музыкальная передача кончилась, началось традиционное интервью. Известная молодая журналистка из Дюссельдорфа беседовала с пожилым учителем гельзенкирхенской начальной школы. Вопросы были глупыми, а ответы - сдержанными. Скучно, но все–таки лучше прошлогодней проповеди с ее набившим оскомину «возлюбите врагов».

  - Скажите, герр Фредерик, - суетилась молодая женщина, и ее бестолковое нетерпение то и дело прорывалось в голосе визгливыми, прыгающими нотками, - почему такой обычай? Все мировые религии предписывают людям прощать друг друга - христианство, иудаизм, вот, у евреев даже есть такой день Йом Кипур, когда все извиняются друг перед другом за причиненные обиды. А у вас, в Гельзенкирхене - ночь непрощения. Почему так?

  - Не каждый готов признать свою вину, - спокойно ответил Фредерик, а Эгон, одобрительно хмыкнув, погладил лежащую собаку. Он мог бы поклясться, что та шевельнулась в ответ, настолько живой, плотной и осязаемой казалась льющаяся по его пальцам - прямо в древесные капилляры - ненависть. - И не все можно простить. Наверное, и не все нужно…

  - Что нельзя простить? - спросила журналистка, и Эгон, улыбаясь, представил себе тонкую улыбку старика–учителя.

  - Разное бывает. Иногда мелочь, глупость какая–нибудь, что уж больно глубоко врезалась, иногда сломанная жизнь. У кого как. И это непрощенное камнем лежит на сердце и мучит человека. Вот, как совесть, мучит, только совесть - это когда ты сам собой не прощен. А если другой - тогда обида. О ней хочется сказать, но всякие условности не дают: стыд, страх, приличия… Ночь непрощения - это праздник истины. Ночь, когда можно откинуть условности.

  «Легко сказать - откинуть, - подумал Эгон, - когда ты их с первым глотком воздуха впитал. Я к этому много лет шел, к сегодняшней ночи». Положив черную собаку на верстак, он принялся заворачивать ее в хрустящую желтую бумагу. Собачий ангел грустно наблюдал за ним. «Ничего, друг, ты мне тоже пригодишься», - подмигнул ему Эгон.