Читать «Новый Мир ( № 9 2008)» онлайн - страница 206

Юродивый в те времена, посреди “всего того джаза” (памятуя о настоящем смысле названия мюзикла Боба Фосса, скрытом целомудренным русским переводом), — это совсем другая тема, это уже не судьба, это что-то из области древнегреческого рока. Ведь недаром Митя из “Блюза…” так часто цитирует греков и римлян. Тут Катулл, “Илиада”, Альбий Тибулл с Секстом Проперцием, Платон, Цицерон... О родных и о старых друзьях Митя повествует в духе тех же античных сказаний, и его собеседника осеняет догадка: “Это твоя дверь в мир античности!” И то верно, о Сократе тут говорят так, “словно обучались с ним в одной гимназии”, а сам Митя Чурсин в какой-то момент уподоблен Гермесу в царстве мертвых. Да и все окружающие входят в античные модели, как ступня — в обувь подходящего размера: “А Леся, не дожидаясь согласия, уже накрывала на стол. Клитемнестра, думал Митя. Все-таки Клитемнестра. А этот, нахрапистый, — неужто Эгисп? Пародия! А деваться некуда”. Когда возникают острые повороты сюжета (та же

измена жены), становится ясно: это не просто так, тут аналогом — греческая

трагедия.

Потому что как древние, запыленные, сюжеты, так и детали нашего прошлого, яркие и колкие, как звезды со старых новогодних елок, не просто извлекаются из раскопок (образ из повести “Ода Фелице”, где речь не об Афганистане, а уже о Чечне), а — воскрешаются. Двумя способами.

Во-первых, в книге сквозит не только античность, но многое — из ислама, в чеченской и афганской вещах, и, конечно, из священных книг христианства. Тема юродства Христа ради не остается в одиночестве — в книге слышится плач Иеремии, звучат слова Екклезиаста, предсказывается Исход (все примеры — из “Блюза”)… Пусть это и оттесняется, отвергается всем духом тех лет. Вот беглый поляк видит в приютившей его квартире русских икону Богородицы, пытается ей молиться, но, под пристальным взглядом колхозника с другой картинки, осекается:

“— Матка Боска… — простонал Ежи.

Не обращая на него никакого внимания, лубочный колхозник продолжал и продолжал разбрасывать зерна.

Наваждение какое-то, опять простонал Ежи, бесконечный дурной сон”.

В городе, разумеется, не лучше: “Убогими корпусами „Красного Текстильщика” оттеснены, задвинуты в тень колокольня и главы монастыря”, а кинотеатр оказывается чуть ли не суррогатом церкви, “храмом коммунизма”.

Во-вторых, живительная сила свойственна еще одному чуждому и запрещенному в советские годы явлению — джазу. Один из персонажей на все лады расшифровывает это слово, будто аббревиатуру: “Итак, в понимании умных людей-— слева направо: Динамично, Живо, Абсолютно Здорово. Справа налево —