Читать «Новый Мир ( № 11 2007)» онлайн - страница 198

Думаю, что некоторая парадоксальность этой пессимистической идеи связана с ограничением пределов фантастики science fiction и, отчасти, “сниженными вариантами” SF, такими, как космическая опера. Жанровые деления имеют смысл, по определению, лишь в жанровом кино: уже “Сталкер”, по логике Фридмана, никак не фантастика. Меж тем будущее кинофантастики, как и фантастики вообще, видится мне в тотальном разделении ее на “народную” и “элитарную”, то есть на жанровую масскультуру (пусть сколь угодно превосходно сделанную) и искусство поиска, эксперимента (пусть сколь угодно сомнительного); меж тем и литературные фэны, и фэны кинофантастики пока этого разделения не делают. То есть делают, но как бы между прочим, не касаясь сущностной природы данного конкретного произведения. Эта ситуация мне кажется преходящей: представители “элитарной” культуры (и в литературе, и в кино) все чаще совершают набеги на фантастическое поле, и выбор делать придется в любом случае.

 

Леонид Юзефович. Путь посла. Русский посольский обычай. Обиход. Этикет. Церемониал. СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 2007, 344 стр.

Новая книга известного писателя и историка — не очень новая книга; под ней стоят даты написания: 1979 — 1982, 2006. Это не художественный текст, а монография, но монография, написанная все-таки не вполне академически (если подразумевать под академизмом “птичий язык”). Нет, текст научен, в нем присутствуют положенные ссылки и примечания. Но есть здесь и метасюжет (впрочем, метасюжет часто встречается у лучших историков, не претендующих на академические лавры, — от Ключевского и Костомарова до Скрынникова и Чистова).

Юзефович описывает русский посольский обычай конца XV — первой половины XVII века: как обменивались официальными письмами, из кого состояло посольство, как ехали и как возвращались, что ели и где спали, из чего состоял церемониал дипломатического приема, каков был статус участников посольства, что дарили и чем отдаривали, как дружили и как враждовали, что говорили и что умалчивали. Но за всеми этими, как правило, малоизвестными неспециалисту и чрезвычайно занимательными подробностями кроется принципиальная мысль автора: дипломатия описанного периода была крайне регламентирована, но эта регламентация являлась формой обычая — протокола не было. По сути дела, Юзефович разоблачает сразу два мифа: о тождественности прошлого современности и о совершенном их отличии. Отсутствие формально закрепленных правил не есть отсутствие правил вообще, но и кажущееся сходство поступков и стоящих за ними мотиваций не означает их действительной одноприродности. Было не так, говорит Юзефович, но это “не так” не является непостижимым смысловым пространством, в него нужно лишь проникнуть.

Особый интерес представляет анализ сакральности посла как своего рода функции священного монарха, повествование об изощреннейшей, хотя и не произносимой напрямую системе статусных игр. Поле Дипломатии, вообще-то интереснейшим образом устроенное, привлекает обыкновенно меньше внимания, нежели Война или Революция (может быть, причина — в инфантильных атавизмах многих исторических писателей); Полководец, Тиран или Бунтарь очаровывают куда больше Посланника. Меж тем дипломатические игры есть чуть ли не наиболее методологически сложное пространство истории, здесь речь принципиально ведется на метаязыке, она требует постоянной расшифровки, и правильность или неправильность этой расшифровки меняет судьбы мира подчас куда более, нежели исход сражений. Тем особенно ценна та глава в книге Юзефовича, которая посвящена “смещенной реальности”, иными словами — выходу за обычай, но не в сторону нулевого, бытового говорения или поведения, а в сторону семантического усложнения: действователь дипломатического процесса ведет себя не по обычаю, “неправильно”, однако это значимая неправильность, единственно возможная в сложившихся обстоятельствах.