Читать «Новый Мир ( № 1 2008)» онлайн - страница 271

Новый Мир Журнал Новый Мир

“Мизантропией и точностью Пелевин не исчерпывается (если бы исчерпывался, то о его принадлежности к большой литературе говорить не пришлось бы). И главное, что дополняет и расширяет мрачный мир его сатиры до мира как он есть, превращая „пространство Пелевина” в пространство, соразмерное и сопоставимое с жизнью, — это искренность и сила интереса автора к этой самой жизни. <…> Сочетание острого, живого интереса и глубочайшего, непреодолимого скепсиса создает ту мощь абстрагирования, которая только и превращает „постмодернизм” Пелевина в литературу — большую, настоящую, состоявшуюся <…>”.

Дмитрий Юрьев. Что такое хорошо? — “Искусство кино”, 2007, № 4.

“<…> флагштоком знамени революции 1989 — 1991 годов были советские ценности. Сутью общенародной революционной консолидации было твердое осознание массами того простого факта, что советские руководители, лидеры КПСС, номенклатура и партаппарат аморальны именно с точки зрения единственной общей для всех, а значит, легитимной, советской этики. <…> КПСС наотмашь били ее собственным „моральным кодексом” — а ответить ей было нечем. В том числе и потому, что даже самые прожженные, самые циничные партаппаратчики были советскими людьми, которые в глубине души разделяли те же нравственные ценности, что и все остальные — а значит, знали, что правда не на их стороне”.

Говорит Захар Прилепин: “Я пытаюсь перейти в разряд писателей, которые зарабатывают только литературой. Пока это не получается, но все, что я зарабатываю для себя и своей семьи, состоящей из пяти человек плюс няня, шесть человек на балансе, это все правой моей рукой зарабатывается: журналистика, колумнистика, книжки, продажа прав на экранизацию, на переводы…”

“Вот есть русская классическая литература. И она, при всей своей абсолютной и недосягаемой гениальности, дала очень мало образов счастливых людей. В русской литературе все несчастны. Сплошь и рядом, куда ни ткни, там либо обиженные, либо униженные, оскорбленные, лишние… либо бесы. У нас, может быть, только „Тарас Бульба” единственная счастливая мощная оптимистичная книга, полная цветов и красок… И то там, конечно, всех убили”.

“Русская литература в советском своем периоде пыталась эту ситуацию переломить… Училась видеть позитив… Федин, Всеволод Иванов, в меньшей степени Фадеев, Гайдар, Леонид Леонов. Эта литература делалась очень хорошо, на экстремально высоком уровне. У них это получалось. Но потом ей тоже сломали хребет, пришли несчастные жалующиеся деревенщики, пришли шукшинские чудики. Это одна из самых ненавистных мне эстетик в русской литературе, весь этот шукшинский мир мне омерзителен по сути. Он мне просто поперек течения крови, потому что это не тот мир, в котором я хотел бы находиться, это не те мужчины, не те женщины… Я хочу жить в мире, где Илиада, Одиссея”.

“[Дмитрий] Быков абсолютен. Он первый поэт эпохи. <…> [Всеволод] Емелин — забавник. Он прекрасный. „Из лесу выходит серенький волчок, на стене рисует свастики значок” — это чудо, абсолютно чудо. Но Емелин ведь и не претендует на звание первого поэта эпохи. Он делает одно и то же, но на совершенно блестящем уровне. Он не работает в другой тональности, а это же все русские поэты умели, даже модернисты… Есенин умел это блестяще. Правда, его и сегодня уже не все понимают из тех, кто читает... А через 50 лет вообще никто не прочтет и тех, кто пишет сегодня. Даже самых лучших”.